- Я тебя хоть отцом своим назову, дай мне поесть, - Оглобля попытался выхватить хлеб.
Мужчина, однако, убрал руку.
- Стой, брат, не торопись. Всем должно достаться поровну.
Оглобля в нетерпении зарычал. Безумец завыл. Мей отвернулась, злая на весь свет и на животную натуру тех, с кем она вынуждена делить пространство. А теперь им хлеб подают, словно нищим на площади.
- Возьми, сестра! - протянул ей хлеб мужчина. - Возблагодари Отца и Сына его за милость. Возьми и ты, сестра...
Сиам с благодарностью приняла хлеб.
- Благодарю тебя, господин! Про какого Отца ты говоришь? - спросила она, надкусывая мягкий, ещё тёплый хлеб.
Мей же молча вгрызлась в пахнущий домашним уютом мякиш - ничего вкуснее не ела. Даже мокрая одежда больше не раздражала.
- Отец наш небесный и сын его, Иисус Христос...
- Ещё один бог! Да какая нам разница, дай же мне хлеб, а потом говори, - взмолился Оглобля, протягивая длинные руки к мужчине. Тот молча протянул ему кусок, а остаток сунул Безумцу, хныкающему в углу.
- Твой бог очень добр... - заметила Мей, исподлобья окидывая взглядом спокойно стоящего мужчину - ни тени насмешки на лице или презрительной жалости. Короткая борода и густые усы красили мужественное, не лишённое приятности лицо. - По-настоящему добр, не то, что наши. Ни милосердия, ни справедливости. А что ещё ждать от тех, кто посадил управлять народом таких как князь Лонгвей?
Сиам ахнула, испуганная богохульством.
- Ты права, сестра. Нет в королевстве справедливости. Богачи сидят наверху, нажравшись нашей крови, творят, что хотят. Воистину, воцарился ад на земле и только Господь спасёт наши души... Жаль, что ты не в наших рядах. С такими людьми наше братство «Небесного царства» стало бы только сильней... Если сможешь выбраться, приходи к нам в деревню Гаос, там ты сможешь начать новую жизнь.
Оглобля загоготал. Безумец шарахнулся от него прочь, роняя в грязь хлеб.
- Ну ты, брат, сказал. Выбраться из Белой Крепости, как же. Не было ещё человека, вышедшего оттуда. А ты, эта... - он заговорщически пригнулся и зашептал, - может поможешь нам? А мы вступим в твое братство, а?
- Сожалею, брат. Не могу рисковать собой сейчас. Слишком я важен для будущего наших детей. Да благословит вас Господь.
- Тоже мне, святоша, - буркнул Оглобля и отвернулся.
Лиам улыбнулся и ушёл.
Мей привалилась к стене. Кусок хлеба растворился в желудке, словно и не было его. Голод и холод всё ещё терзали её. Мокрая одежда неприятно липла к коже. Прояснившееся небо сверкало алмазными крошками, далёкое и равнодушное. Глухое отчаяние поднималось в ней. В ночной тиши ухнула сова. Она вспомнила как они с Буми нашли совиное гнездо в расщелине скал у Нижнего Зароса. Как весело тогда смеялся брат.
За что он так с ней? Неужто из зависти и алчности? И ведь ни словом, ни действием никогда не показывал своего недовольства.
Хотя, она мало внимания обращала на чьи-то слова или действия, всегда занятая тренировками и школьными делами. И в чём-то был прав Буми, когда укорял что она не знает даже имени его матери. Джиро говорил когда-то, а она тут же забыла... Может, если бы она была более внимательней, проявляла больше участия к нему во время его бесчисленных проигрышей...
Как хотелось бы вернуться в то время, взглянуть в глаза того, кто отправил её на смерть недрогнувшей рукой. Оценить его речи по-новому, постичь второе дно его двусмысленных слов. Какой же дурой она была, каким же негодяем оказался Буми! Хорошо, что Джиро не видит во что превратились его дети. Горячие слёзы закипели под зажмуренными веками. Она до крови прикусила тыльную сторону ладони - не хватало пустить нюни среди шакалов, нюхом чующих любую слабость.
Дверь постоялого двора с грохотом распахнулась, выпуская наружу яркий свет и пьяный шум. Одноглазый солдат, пошатываясь, двинулся к ним. Мей насторожилась.
- Цыплёночек созрел уже? - спросил он у одного из стражников.
- Как бы этот цыплёночек не откусил твой хоботок, - ответил тот, недовольно ёжась от холода.
- Мы и не таких успокаивали, Шингау, - пьяно хихикнул одноглазый. - Пару зубов выбьем, вмиг станет смирненькая.
Мей вздрогнула, когда холодные пальцы Сиам ухватили руку.
- Не сопротивляйся, будет больнее, - горячо зашептала в ухо. - Представь, что это происходит не с тобой. Вспомни что-нибудь хорошее.
Мей гневно оттолкнула женщину. Вытерла руки об себя, словно она замаралась в чём-то.
- Пусть только попробуют!
Дверь распахнулась и во двор вывалились сразу шестеро стражников - все пьяные. Мей похолодела - справиться с десятком труднее, чем с пятеркой.