— Ты сам расскажешь или мне сказать? — проговорил Хисаноскэ. — Я имею в виду историю с той дверцей.
Кихэй открыл было рот, чтобы не дать ему говорить, и жестом попытался остановить его, но не успел это сделать, и Хисаноскэ заговорил.
6— Ну, тогда я расскажу, — обратился Хисаноскэ к тем троим. — У Такабаяси есть дверца на задах усадьбы, и если туда войти, то на внутренней стороне забора висит ящик с деньгами. Сколько там денег, я точно не знаю, но думаю — немного. Дверца эта всегда открыта, и любой нуждающийся может войти и взять из ящика столько, сколько ему нужно. Точно так же, не говоря ни слова, деньги и возвращают. Продолжается это уже довольно долго, и, я думаю, в кляузах говорится именно об этом.
— Это правда? — Санробэй обратил на Кихэй проницательный взгляд. — То, что сказал сейчас господин Нигю, это правда?
Кихэй уже хотел было начать оправдываться, когда взгляд его упал на шурина. Лицо Санробэй побагровело, и, выставив одну ногу вперед, тоном, не допускающим возражения, он заявил:
— Если это правда, тогда тут не «что-то вроде ростовщичества», а самое что ни на есть ростовщичество!
— Вы ошибаетесь, — прервал его Хисаноскэ. — Боюсь, вы не вполне поняли, господин Фудзии.
— Но ты же только что сам…
— Дайте мне все объяснить по порядку, — медленно проговорил Хисаноскэ. — Обычный ростовщик дает деньги для того, чтобы получить прибыль, не так ли? Такабаяси процентов не берет. Любой нуждающийся может взять столько, сколько ему требуется, и возвратить, когда сможет. И заём, и возврат — дело свободное, не можешь вернуть — не надо; при том, кто сколько взял, и кто вернул, а кто нет, Такабаяси неизвестно. Он только проверяет ящик время от времени: есть там еще деньги — хорошо, нет — он добавит. И если вы и теперь полагаете, что это хоть сколько-нибудь похоже на ростовщичество, я нижайше хотел бы выслушать ваши соображения.
Хососима Санай взглянул на Вакидани Годзаэмон. Тот, в свою очередь, посмотрел на Фудзии Санробэй и, повернувшись к Кихэй, переспросил:
— Это верно?
Кихэй опустил глаза, явно придя в замешательство:
— Верно.
— Но зачем? — спросил его Годзаэмон. — С какой стати ты вдруг затеял такое странное дело?
— Я… — тихо начал Кихэй, — я просто намеревался дать хоть временную передышку тем, у кого не хватает на хлеб насущный.
— Глупая затея, — отрезал Санробэй. — На первый взгляд это, может быть, и выглядит благодеянием, но на самом деле превращает людей в лентяев. Если из нужды можно выбраться таким легким путем, то низшие сословия, которые и без того склонны бездельничать, и вовсе лишатся привычки к труду. Может быть, и не все, но один-два из десяти — это уж точно.
— К тому же, — добавил Годзаэмон, — если отдавать необязательно, то ведь есть и еще одно опасение: люди начнут хитрить — деньги-то займут, а потом сделают ясные глаза…
— А ты что на это скажешь? — спросил Санробэй у Кихэй. — Ты подумал о том, что эта твоя легкодоступная благотворительность может обернуться вредом?
Некоторое время Кихэй молчал, потом ответил:
— Об этом я не думал.
Санробэй посмотрел на Санай. Тот прокашлялся и, резко ударив веером по колену, кивнул, приготовившись слушать.
— Тогда позвольте мне выразить мнение ёриаи, — проговорил Санробэй. В тоне его послышались новые нотки. — Впредь до особого распоряжения дверцу немедленно запереть, а ящик убрать.
— Нет, — тихо сказал Кихэй и поднял глаза на Санробэй. — На это я согласиться не могу.
— Что же получается — …неповиновение?
— На это я согласиться не могу, — спокойно повторил Кихэй, — пока существует хоть один человек, которому может помочь мой ящик с мелочью, он останется на прежнем месте и дверца будет незапертой.
— Даже вопреки приказу ёриаи?
— Это… — Кихэй запнулся на миг, потом, опустив голову, прошептал: — Нет, на это я все же… согласиться не могу…
Глаза Санробэй гневно сверкнули, он уже готов был обрушиться на Кихэй с бранью, когда Хисаноскэ тихо проговорил:
— Постойте. Здесь все не так просто. Если на земле нашего клана есть бедствующие, следует принять меры для их поддержки, и Такабаяси как раз этим уже давно и занимается. Поэтому, прежде чем запрещать, надо выяснить, как в самом деле обстоят дела, и к тому же узнать, кто бросил кляузы в ящик для петиций. Как вам кажется?
Трое обменялись взглядами. Поскольку Хисаноскэ был главой ёриаи, Санробэй недовольства своего высказывать все же не стал.
— Ну, значит, до дальнейших распоряжений, — проговорил Хисаноскэ, взглядом давая знак Кихэй. — На сегодня можешь идти, прости, что оторвали тебя от службы.