Убьют они его. Теперь уж ему конец.
Летели камни. Стучали коромысла. Кажется, у Сэна не осталось сил даже кричать.
В городах на западе страны, в Осака или Киото, спускали порой даже завзятому вору-карманнику, потому что люди там по натуре предусмотрительны и не хотят наживать себе врагов. На востоке же, в Эдо, нравы у людей горячие, здесь пойманного вора нередко забивали до смерти. В особенности славились этим рыбные ряды на берегу реки, для воров это сущие врата ада, кто попадется — живым не уйдет.
— В Осака и в Киото нечего опасаться даже парню без особой сноровки, а вот в Эдо такое не пройдет, так что руку вам надо набивать со всем старанием! — наставлял младших собратьев Сэн Бобовое Зернышко, а теперь вот и сам угодил в переделку.
Бедняга… Да ведь не бежать же к нему на выручку, в самом деле!
О-Маю, которой в этом году исполнилось двадцать два года, была единственной дочерью оптового торговца хлопком Симая Дзюэмон из квартала Одэмма, а нынче она возвращалась из Фукагава, из храма бога Хатимана, что в Томиока,[52] и с ней не было ни служанки, ни мальчика из лавки.
Зеваки на мосту не переставали осыпать насмешками воришку Сэна, но кое-кому это не мешало восхищенно поглядывать на О-Маю. Для взоров грубой толпы она была очень уж лакомым куском, и не без причины.
Хоть и женщина, а ростом О-Маю была чуть ли не шести сяку, да и весила немало, двадцать три кана[53] в ней, пожалуй, было. К тому же она имела обыкновение высоко укладывать волосы, и где бы О-Маю ни появилась, ее крупная фигура тотчас притягивала к себе взоры.
Да и полное белое лицо О-Маю с правильными чертами казалось привлекательным.
Тем временем из снующих под мостом лодок и из толпы на берегу послышались вопли изумления. О-Маю продвинулась поближе к перилам моста. Зеваки, стоило ей хоть чуть-чуть задеть кого-нибудь из них, мгновенно расступались, их словно отбрасывало в стороны.
Так что же здесь произошло? О-Маю посмотрела вниз, и у нее перехватило дыхание. Из лодчонки, проплывавшей под мостом, вверх метнулась фигура мужчины с обвязанной полотенцем головой, он мигом очутился на свае моста и стрелой взлетел к самым перилам.
Казалось, простому смертному такое не по силам. Его ноги и руки двигались столь стремительно, что глаз не успевал следить за ними. Едва лишь он добрался до перил, к которым пригвожден был Сэн, как уже перекинул через них обе ноги, резко сложил свое тело пополам, обнял колени Сэна и в ту же секунду выпрямился.
— Ах! — вскрикнула О-Маю.
Обнимая ноги воришки, мужчина увлек его за собой в воды реки Сумида. Почти одновременно в лучах послеполуденного солнца сверкнул отброшенный им кинжал, который миг назад пришпиливал к перилам руки Сэна.
2Цветущие пышные женские груди… Позволяя мужчине зарыться лицом в ложбинку меж ними, О-Маю и сама испытывала блаженство. Мужчина был тот самый человек, который солнечным осенним днем на мосту Эйтайбаси выручил вора Сэна Бобовое Зернышко и скрылся в волнах реки Сумида. Стоит ли говорить, что они были из одной шайки?
Этого воришку звали Итимацу Кодзо Матакити, и он считался подручным Сэна.
С тех пор прошло уже два месяца, стояла середина 12-й луны, последней в году. Все еще держалась теплая погода, и воды реки Сумида, как и тогда, спокойно катились, освещенные нежаркими солнечными лучами начала зимы.
В тесной комнате постоялого двора у лодочного причала было душно от глиняной жаровни и разгоряченных тел мужчины и женщины.
На свидания с Матакити О-Маю приходила в гостиницу «Тамая», одну из многих у причалов по берегам реки Канда, там, где она впадает в реку Сумида, у западного края моста Рёгоку.
— Когда обнимешь О-Маю-сан, такое счастье накатывает! До самых краев тебя блаженство наполняет.
Матакити говорил это ласковым и томным голосом, касаясь губами желтых сосков О-Маю. Ему, вероятно, казалось, что он обнимает женщину, хотя правильнее было бы сказать, что женщина заключала его в свои объятия.
Конечно, Матакити был не столь мал ростом, как Сэн, но был поджар и тонок, и когда выступал в одном из балаганов квартала Рёгоку, балансируя на шаре или на канате, то ловкость его акробатических трюков и красивое лицо с мальчишеской челкой приводили зрительниц в восторг.
На будущий год ему исполнится двадцать лет, а он все еще не расстался с отроческой прической. Пряди волос Матакити щекотали кожу на груди О-Маю, и его гибкое тело словно утопало в пышной женской плоти.
— От меня не убежишь, Мата-сан! Уж от меня-то тебе никуда не деться, верно?
— Точно, мои слова! Только я хотел это сказать… Смотри, бросишь меня — не прощу!