«Вот ведь идиот».
В другое время Нобунага разгневался бы на такое. Разнес бы провинившегося в пух и прах, а то и приказал бы совершить харакири. Однако на этот раз он молчал. Только лицо его побелело от сдерживаемой ярости.
— Решаю остаться в крепости и защищать ее.
Бросив эти слова, Нобунага поднялся. Вот до чего дошло — дела совсем плохи, Нобунага это чувствовал. Настало время, когда большая провинция неизбежно должна будет поглотить маленькую. Разумеется, он этого и раньше опасался, но, пожалуй, как-то слишком быстро все свершилось. Было бы в запасе еще лет пять, можно было бы самому удерживать крепкой рукой провинции Овари и Мино, но теперь уже и это поздно. Разные обстоятельства оказались против Нобунага. Даже единственный оставшийся способ ведения войны — оборона крепости — тоже не сулил никаких шансов на победу. На соседнюю провинцию Мино рассчитывать не приходилось, так же как и на то, что Такэда ударит по армии Имагава с тыла. На внезапную удачу надеяться не было оснований.
Нобунага прислушался к себе. На этот раз он не чувствовал гнева не потому, что ситуация была неблагоприятной. Почему он не дал выход ярости, почему сдержал себя, даже когда Хаяси сказал и вовсе нечто несусветное? Он и сам этого не понимал. Пересев в другое место, он приказал подать сакэ.
— Ну вот, решение оборонять замок принято. Вероятно, вот-вот армия Имагава подойдет сюда и возьмет крепость в кольцо. Тогда уж не придется беззаботно распевать арии из пьес Но. Так что давайте уж сегодня ночью повеселимся напоследок…
Сказав «напоследок», Нобунага прикусил язык. «Да что это сегодня со мной такое: вместо того чтобы рассердиться, подавляю гнев, вместо того, чтобы выругать их всех, молчу, да тут еще это неудачное словцо вырвалось…»
Он велел налить себе до краев большую чашу и поднес ее к губам. В его душе разрасталось чувство отчаяния. Но полководец не должен поддаваться ему, это все равно что оробеть перед врагом; если полководец в таком настроении — войску конец.
— Ну, что приуныли? Исход сражения — это судьба. Давайте же сегодня пить и петь песни! — закричал Нобунага. Не столько для вассалов, сколько для самого себя, чтобы немного взбодриться. Теперь, когда у него прорезался громкий голос, его уже легче было узнать.
Принесли сакэ, лицо его раскраснелось, теперь он все больше походил на себя прежнего. Он даже встал и сам начал разливать сакэ по чашам вассалов. Такое случалось и раньше, когда он был в подпитии, сейчас же, на трезвую голову, это казалось несколько странным. Присутствующие, подавляя страх, по очереди протягивали ему свои чаши.
«Плохо дело, совсем как прощальный кубок получается…»
Нобунага перестал разливать по кругу вино и велел приближенным вассалам начать пение. Застучал барабанчик, послышались звуки песен, люди задвигались в танце, но среди них не было обычного оживления: те, кто пел — пели, те, кто плясал — плясали, те, кто смотрел — смотрели, но, казалось, мыслями все были далеко отсюда. К тому же в замке уже началась подготовка к осаде, слышался шум, люди беспрестанно входили и выходили. Все это не располагало к тому, чтобы беззаботно радоваться пению и танцам.
— Эй, хватит вам, остановитесь, никуда ваши танцы и пение не годятся. Вот сейчас вам сам Нобунага покажет, как надо, смотрите хорошенько!
Нобунага поднялся и, танцуя, запел на собственные слова:
— «…Сравню я век человеческий — пятьдесят лет — с чредой бесконечных превращений, и покажется он смутным сном, и найдется ли хоть один среди тех, кому было дано существовать в этом мире, кто бы сумел не погибнуть…»
Исполняя этот напев, Нобунага почувствовал, что и сам впадает в самое жалкое состояние духа. Эта его песня не то что не сулила непременной победы, напротив, выражала полную покорность судьбе и предвещала поражение. Влетевший в зал ветер погасил огни.
Нобунага остановился и перестал петь. В наступившей тьме он словно прочел свое ближайшее будущее. Только барабанчик продолжал стучать. Как будто ему было все равно — светло ли, темно ли, звук его раздавался гулко и сильно.
В замке Киёсу в эту дождливую ночь царили шум и беготня. Поскольку на военном совете было решено держать осаду, многие из жителей окружающих замок кварталов, как только развернулась подготовка, принялись собирать пожитки на случай бегства. Ведь сорок тысяч воинов Имагава были набраны откуда только возможно, и никто не сомневался, что грабежи и мародерство неминуемы. Всю ночь во дворе замка рвалось багровое пламя факелов, подготовка к предстоящей осаде шла полным ходом.
2