Но слышала все это из сада, где склонилась над кустами зимних камелий с едва завязавшимися бутонами. Сквозняк колыхал кончики пламени светильника. Отбрасываемые на бумагу окон черные тени четверых мужчин слегка покачивались.
Сговор устроили семейным кружком после Нового года, на месте отца был Мибу Гэндзаэмон. Свадебный пир решено было устроить, когда минет годовщина смерти Кэмбо.
И тут мастерам меча из школы Ёсиока последовал вызов от Миямото Мусаси.
Младшего брата, Дэнситиро, ему едва ли будет просто одолеть, не так, как это было с Сэйдзюро. Уж младший брат помашет мечом вволю, покажет все приемы школы Кэмбо, а накипевший гнев на Мусаси он вложит в свои удары. Любому казался очевидным исход поединка.
Нагано Дзюдзо опомнился, заметив, что расхаживает с озабоченным видом, и, бросив взгляд на лица ожидающих, остановился.
Тем временем совсем рассвело.
И тут все увидели бегущего человека, одного из учеников школы, он словно катился со стороны Четвертого проспекта, пролегавшего к востоку от усадьбы Ёсиока.
— Не иначе как он несет нам весть!
— О, похоже на то!
Все истомились ожиданием — победа или поражение?
Взметая снежную пыль, все бросились к нему.
Вестовой из храма Рэнгэоин бежал от Седьмого проспекта по тракту Фусими. На углу, возле храма Рокухара Мицудзи, он повернул на Пятый проспект, как раз примыкающий к заставе Фусими, а от храма Миэдо побежал по Четвертому проспекту.
От его затрудненного дыхания исходили облачка белого пара. Те, кто бросился навстречу вестовому, столкнулись с ним у храма Анъёдзи.
Весть принес ученик по имени Макино Сёбэй.
— Ну, что там?
Поддерживая падающего с ног Сёбэй, Нагано Дзюдзо допытывался у него об исходе боя. Как и должно быть в такую минуту, голос его дрожал.
— Миямото Мусаси зарубил господина Дэнситиро.
Обессиленный Сёбэй сел на землю, положив руки на снег. Лицо его стало иссиня-бледным.
— Зарубил… Господин Дэнситиро погиб?
Сёбэй молча кивнул. Из его плеча сочилась кровь, потому что после гибели Дэнситиро ученики выскочили из засады и тоже вступили в бой.
Но заметила движение на заднем дворе в тот момент, когда уговорила наконец Итибэй зайти в комнату и подала ему чашку с чаем.
— Итибэй, там…
— Что?
Поставив недопитый чай, Итибэй спрыгнул с террасы и бросился бежать. Но, непрестанно думая о том, что она не должна торопиться, подхватила с плоского камня у порога свои сандалии.
Брат победил, или же верх одержал Миямото Мусаси? В груди ныло. Даже если брат побежден, пусть хотя бы он был жив… Так думала Но, когда бежала по заснеженному саду на задний двор. А потом она увидела понурые фигуры Нагано Дзюдзо и всех остальных — они входили в ворота, нагибаясь под полотняной вывеской, кто-то вел вестового, подставив ему плечо.
Исход поединка был ясен без слов.
— Господин Дзюдзо!
Она столбом застыла на месте.
Нагано Дзюдзо отводил взгляд от наполненных слезами глаз Но.
Причина того, что Ёсиока Дэнситиро потерпел поражение от Миямото Мусаси, была не в боевом мастерстве противника. Как ни удивительно это звучит, но причиной стала ткань куро-дзомэ.
В тот день Дэнситиро ушел на бой в одежде темно-синего цвета, синим был и верх, и штаны хакама.
Поединок происходил в просторном саду вытянутого с юга на север храма Рэнгэоин. Шел косой снег.
Мусаси, видимо, с ночи прятался в здании и появился с первым ударом колокола, распахнув тяжелую дверь храма. На нем были шаровары и куртка, выкрашенные черной краской дома Ёсиока, и конечно этой же краской куро-дзомэ были выкрашены тесемки для подвязывания рукавов и головная повязка хатимаки.[123]
Вместе с боем колокола они начали спор за победу.
Увидев Мусаси, Дэнситиро вынул меч.
Мусаси тоже отцепил от пояса свой клинок. Затем он бросился по галерее к маленькой лесенке, которая вела на высокое крыльцо у входа в храм. Он был ловок, как кошка. На крыльце он остановился, изготовил меч к бою и уставился на Дэнситиро, сверкая жаждущими добычи глазами.
Расстояние между ними было не больше трех кэнов.[124] Мусаси находился на возвышении, а Дэнситиро внизу.
— Господин Дэнситиро!
— Мусаси!
Резкие возгласы одновременно вырвались из уст обоих. И тут характерная физиономия Мусаси вдруг искривилась в ухмылке. Кровожадность, сквозившая во всем его облике, исчезла без следа.
— Ёсиока Дэнситиро, а ведь Мусаси, считай, уже одолел тебя!
Тон у него был дерзкий.
Он говорил так, будто биться на мечах уже не было необходимости.