— Сплюнь три раза, Евтеюшко, — устало проговорил Савелий. — Ишшо сглазишь. Хоть бы дня через три догнать — и то ладно. Снег должон большой вот-вот выпасть — успеть бы до снега...
Вывершив распадок, тигры пошли по кабаньим тропам. Там, где тропы разделялись, разделялись и промысловики, каждый шел по своей тропе до тех пор, пока не обнаруживал на ней тигриный след; в этом случае он сзывал товарищей условным свистом. Если же тропа разбивалась, а следов не обнаруживалось, тигроловы бросали эту тропу и выходили на другую, пока справа или слева снова не раздавался условный свист. Так, расходясь и сходясь, вышли к огромному, с обломанной вершиной, тополю, вокруг которого снег был истолчен и тигриными и кабаньими следами. На коре дерева, в чешуйках коры — торчали пучки кабаньей шерсти: кабаны так усердно чесались боками о ствол, что в некоторых местах даже отшлифовали его, содрав кору до оболони, причем обдиры были и старые, потемневшие от времени, и совсем свежие — не один год, знать, чесали чушки свои бока об это дерево.
Внимательно осмотрев ствол дерева, тигроловы увидели на нем множество царапин от медвежьих когтей, тоже старых и новых. Тут же были и шерстинки смолисто-черного цвета...
— Никак дупло белогрудого? — задрав голову и обходя дерево, сказал Савелий. — Точно, его дупло! Вот оно! — указал он рукой вверх.
С южной стороны ствола на высоте четырех-пяти метров от земли зияла аккуратная черная дыра, заеложенная снизу и обгрызенная до желтизны по окружности. Барсик и Амур, вздыбив шерсть, внимательно обнюхивали дерево.
— Белогрудка в дупле, — уверенно сказал Евтей. — Тигрица в дупло пыталась забраться. Вон шерсть ее. — Евтей оценивающе обошел дерево: — Так и есть, пыталась вытащить медведя из дупла, да не тут-то было — медведь хитер оказался, вишь, какая дырка тесная — впритирку, а главное — со стороны наклона дупло — трудно тигру удержаться на таком дереве.
— А он не выскочит оттуда? — с опаской спросил Юдов.
— Не бойся, паря, — успокоил Савелий. — Теперь, после тигры, его оттуда и силой не вытащишь. Она небось весь загривок ему исцарапала, вытащить его пыталась.
— Так, может, и нет его там? — усомнился Юдов.
— Ишшо чего! Та-ам сидит — куды ж ему деться?
— Но если б там он был, тогда бы чушки не чесались об дерево... Они же боятся медведя... Дух бы медвежий учуяли... и... убежали бы...
— Как бы не так! — снисходительно усмехнулся Савелий. — Это на воле они боятся его, а когда он в дупле лежит, тогда они прямо-таки специально дразнят его — из вредности! Обступят дерево с дуплом и ну чесаться! Чесанет боком и в сторону отбегает — глядит, чего будет. А он там фырчит, злится, да нельзя ему вылезать из берлоги...
— Что делать-то, отец, будем? — спросил Николай, кивая на дупло.
— Ты на что намекашь? — не понял Савелий.
— На что? На медведя намекаю, на кого же еще?
— Ну дак чо, — опять не понял Савелий, — убить его предлагашь?
— Предлагаю убить, — кивнул Николай, настороженно поглядывая на Евтея. — А что, очень удобная берлога, дупло низко, быстро мы его оттуда выкурим, а не выкурим — прорубим дыру. Оболонь тонкая. — Николай стукнул прикладом карабина по дереву. Звук удара гулко прокатился над лесом, а внутри дерева что-то глухо прошуршало.
Собаки натянули поводки, беспокойно застригли ушами, продолжая обнюхивать дерево, вздыбили на загривках шерсть.
— Не стучи, а то выскочит, — сказал Евтей.
— Надо бы убить его. Удобная берлога, — продолжал уговаривать отца Николай.
— Так ведь на белогрудых нынче запрет наложили, — проговорил Савелий. — Ишшо к тому ж заказник тут, как бы впросак не попасть. Барсуков первый нас и оштрафует...
— За Барсукова ты не бойся, отец, — убежденно возразил Николай. — С ним о чем угодно можно договориться.
— Эк вас расперло! — насмешливо воскликнул Евтей.
— Ты как, Евтеюшко, возражаешь или согласный? — Савелий неуверенно посмотрел на брата и с тою же неуверенностью стал смотреть на дупло.
— А я, брательничек, ставлю вопрос на голосование. Как общество решит, так и сделаем. — Евтей повернулся к Юдову, беспокойно посматривающему на дупло: — С тебя начнем. Согласен ты выкуривать медведя или нет?
— Да как все решат, так и я, — пожал плечами Юдов. — Оно бы и можно попробовать...
— Ясно дело, — удовлетворенно кивнул Евтей. — Стоишь на нейтральной черте. Теперь ты, Павелко, ответствуй. — Евтей смотрел на него испытующим и чуть насмешливым взглядом.
— Я против этой охоты, Евтей Макарович, — решительно возразил Павел.