— Все в порядке, — сказал он. — Мы пойдем пешком.
Она посмотрела на него с любопытством.
— Либо вы неисправимый дурак, либо отважный человек.
— Наверное, того и другого понемножку, — предположил он.
До восхода луны они молча шли рядом, так быстро, как только могли, но будто ползли по чему-то бесконечному и ведущему в никуда. Темного нагромождения скал за спиной уже не стало видно. Первый ориентир Дюрелла, гряда дюн из гравия, виднелась далеко впереди. Подул холодный ветер. Над головой кружились звезды. Дюрелл ничего не ел после завтрака накануне. Еще он хотел пить, но не решался пользоваться водой из фляжки слишком часто. Из рассказа Биля о пустыне Дашт-и-Кавир следовало, что им предстоит пройти около двадцати миль, чтобы добраться до какого-нибудь поселения. Это была нелегкая задача.
Они не раз спотыкались о развалины, занесенные песком, захороненные среди холмов, у которых они вдруг очутились. Дюрелл решил устроить привал. Таня послушно села, положила подбородок на колени и уставилась на него. Он неспешно рассказывал о развалинах, о резных фризах, о легендах, связанных с каменными табличками, о скульптурах зверей, о лестницах и изящных колоннах, от которых сегодня остались одни только воспоминания. Луна освещала безмолвную пустыню. Погони не было, но он не мог чувствовать себя спокойно. Похитители девушки так просто не отступятся.
— Персеполис был построен на полвека раньше Акрополя и Афин, вы об этом знаете? — говорил он. — Его основал Кир Великий, определив места для святынь и дворцов, и своей могилы неподалеку, в Пасаргаде. Но больше всех там построил Дарий, ну и Ксеркс, и прочие что-то добавили. Вы когда-нибудь бывали в Персеполисе?
— Нет, — ответила она.
— Вы должны увидеть великую лестницу в Апидане. Ее резной фасад — это история древнего мира.
— В социалистическом обществе мы пытаемся смотреть в будущее, а не в жестокое и кровавое прошлое.
— Но человечество может учиться у прошлого.
— Только плохому. Мы должны сделать наш мир светлым и новым, каким он никогда не был в прошлом.
— Но, к несчастью, люди недостаточно изменились.
— Это негативистский подход, характерный для вашего буржуазного капиталистического сознания.
Он негромко рассмеялся.
— Хорошо, Таня, не будем спорить о диалектике.
— Нет, но вы слепы, и этого уже не исправить.
— Неужели мы такие разные? Вы — женщина, вы должны думать и чувствовать как женщина, а я — мужчина, который…
— Если вы до меня дотронетесь, я вас убью.
— Я не собирался.
— Я все вижу по вашим похотливым глазам.
— Просто я восхищаюсь вашей красотой.
— Она не для вас. Нельзя сказать, что я не благодарна вам за то, что вы сделали. Но я презираю ваши мотивы, Дюрелл.
Он поднялся.
— Надо идти дальше.
Они шли по залитой лунным светом равнине, лишенной растительности, животных и следов человека. То и дело девушка оглядывалась через плечо. Она глядела на луну и казалась околдованной бледным сиянием, словно в приступе странной средневековой болезни.
— Есть старая корейская пословица, — сказал Дюрелл, — тот, кто остается в шатре, не увидит восхода луны.
— Вы такой необыкновенный, — шептала она. — В вас есть доброта. Сила. И сострадание. Спасибо вам за это, но…
Больше она ничего не сказала.
Они двигались дальше. Луна плыла над ними, ветер стих. Но и без ветра холод пробирал все сильнее. У девушки стучали зубы, хотя при этом она часто и тяжело дышала, стараясь поспеть за ним. Она прихрамывала, и Дюрелл понял, что её туфельки истерлись о каменистую почву. Он ничего не сказал, но устроил ещё один привал, когда на часах было за полночь. Девушка сразу опустилась на землю, пересохшим языком облизывая губы.
— Можно немножко воды? — попросила она.
— Позже.
— Но солнце совсем нас иссушит, когда взойдет.
— Мы тогда уже будем лежать в тени.
— Но здесь нет тени.
— Мы отыщем какую-нибудь.
— Я не смогу идти дальше. Наверное, нам суждено здесь умереть.
Его голос стал суровым.
— И вы этого хотите?
— Я…я не знаю. Иногда я не понимаю, что со мной происходит. Часть моей жизни — как во сне.
— Это не сон. Или, если хотите, это кошмар. Мы уже прошли по меньшей мере треть пути.
— Странно, что за нами не гонятся.
— Скорее всего, они ждут рассвета. Тогда можно воспользоваться самолетом. Или приехать на машинах.
— Почему они меня преследуют? — спросила она.
— Я вам объяснял. В данный момент вы самая ценная девушка на земле. Все хотят вас использовать.
— Вы тоже, Дюрелл?
— Да, — подтвердил он.
Ее зубы стучали.
— Мне х-холодно.
— Иди сюда.
Дюрелл обнял её. Таня напряглась, но не стала сопротивляться. Он начал рассказывать ей про каспийское побережье чуть севернее Тегерана. Про тысячи миль зеленых лесов, пляжей, уютных курортных отелей. Рассказывал про казино в Рамзаре, про рыбацкие лодки, груженые осетровой икрой, про город Хамада, который был уже древним, когда его захватил мидиец Кир, про Тебриз с его тонкими минаретами, про Мешхед, самый священный иранский город. Солнце там приятно грело, в горных долинах зеленели цветистые луга. Пока он говорил, девушка закрыла глаза и прижалась к нему. Сквозь рваное платье он вдруг ощутил зрелую крепость её тела. И беззвучно выругался. Она ещё теснее прильнула к нему, так что её мягкие бедра прижались к его животу и ногам. Иногда по её телу пробегала дрожь, и он надеялся, что не только холод тому виной.
— Дюрелл, ты бывал во всех этих местах?
И когда он кивнул, она сказала:
— Будь все по-другому, я бы не отказалась в некоторых из них побывать с тобой.
— Когда-нибудь это станет возможным.
Она покачала головой.
— У тебя есть девушка?
Он вспомнил о Дейрдре Пэджет, с которой встречался в благоразумной Швейцарии.
— Да, есть.
— Ты её любишь.
— Очень.
— И у неё та же профессия?
— Да, она работает там же. Но мне хотелось бы, чтобы не работала.
Он отстранился и она задрожала, потеряв тепло его тела.
— Мы сейчас попьем и пойдем дальше, — произнес он.
Она странно улыбнулась.
— Да. Ты сейчас сердит на себя самого. Это хорошо. Это лучше всего.
Фляжка с водой была почти пуста.
Ближе к рассвету с севера, из холодной пустыни, до них донесся шум мотора. Они уже миновали второй ориентир Дюрелла. Впереди виднелась указывавшая на границу пустыни низкая линия холмов, дразняще колеблющаяся при свете звезд. Казалось, они никогда до неё не дойдут. Не найдут укрытия до восхода солнца. И под его жаркими лучами мгновенно растают их последние силы.
— Мне нужно отдохнуть, — задыхаясь, простонала девушка.
— Нет.
— Мне нужно.
Она пошатнулась и упала.
— Поднимайся, Таня.
— Оставь меня в покое, — её голос в тусклом рассвете над пустыней отдавал неслыханной мукой. — Мне нужно поспать. Я так долго пробыла в яме я не так сильна, как была.
Дюрелл споткнулся и осознал, что начался подъем. Он посмотрел через плечо. Там небо побледнело. А впереди над горизонтом неестественно ярко светилась звезда. Дюрелл пригляделся повнимательнее. Это была не звезда. Это был огонь. Походный костер, или какой-нибудь сигнальный. Он зацепился за колючки. Первая растительность, попавшаяся за ночь.
— Хорошо. Мы отдохнем, Таня.
— Спасибо, — прошептала она.
Впереди были неясные очертания деревьев, заросли колючего кустарника. Он принялся тянуть её туда, опустился на четвереньки и дотащил до кустов. Хоть и не идеальное укрытие, но лучше чем ничего. Затем он вернулся и убедился, что они не оставили следов, потому что почва была усыпана гравием. Это было хорошо. Он заполз в кусты, услышал ровное дыхание и понял, что она уснула. Не прошло и минуты, как спал и он.