Мама обняла меня сзади и нежно поцеловала в щеку. Они поняли меня, увидели все своими глазами то, что меня беспокоило два месяца жуткого кошмара, дали шанс пройти свой путь самостоятельно не испытывая чувство угрызения за оставленных одиноких родителей, которые всю свою жизнь отдали, чтобы вырасти меня.
Родители уселись поудобнее к нам и подлили всем в чашки горячего чая. Я схватила свою чашку двумя руками, согревая их телом ароматного свежезаваренного чая. Меня все еще знобило от сказанного и нереальности в происходящем. Я пыталась запомнить этот момент, счастливых не подающих грусти родителей, нежно щебетавших что-то за столом, и пытаясь последний раз заботливо накормить меня.
После завтрака, мы с Киримом в спешке стали собираться. Родители держались из последних сил, чтобы не расчувствоваться у меня на глазах. Ведь для меня они были сильными, не готовыми даже проявить малейшую слабость. Они всегда меня поддерживали и даже сейчас ничего не изменилось. Но мои чувства были на грани и слезы расставания огромными прозрачными каплями скатывались по щекам, оставляя горькие дорожки в память о них. Мама увидела мои слезы и нежно, как умеют только мамы, обняла, а затем защелкнула на моей шее золотой янтарный кулон в форме капельки. Она всегда одевала его по праздникам и в компании друзей имела привычку не осознано крутить в руке приятный отшлифованный прозрачный камень ярко медово-жёлтого цвета.
- Он будет хранить тебя! – сказала с уверенностью мама и кончиком мизинца смахнула набежавшую слезу в глазах.
Отец пожал руку Кириму, попросил его беречь меня и засунул в карман моего пуховика свой армейский фонарик, на котором было выгравировано «Никто кроме нас». Отец дорожил им, это был подарок его армейских друзей, которые по праздникам собирались у нас дома и неустанно рассказывали истории их службы, затрагивая войну в Афганистане. Да, он воевал в Афганистане, но старался не вспоминать и не рассказывать мне и маме подробности той войны. Только с друзьями он был собой и мог с усмешкой вспомнить все тяготы, которые на него навалились в юности. Он гордо смотрел на меня и заявил:
- Ты сможешь! Ты вся в меня, такая же сильная и неотступная! – и крепко так прижал к себе, что я не хотела даже отстранятся от него, чтобы не увидеть его слабость в глазах. Он никогда не ронял слез, он мужчина, сильный и мой отец!
- Я буду помнить Вас всегда, где бы я не находилась, Вы мои родители, мои близкие по духу люди! Я люблю Вас, и всегда буду любить! – последнюю фразу я сказала в дверях, со слезами на глазах. Грусть и печаль родителей сменилась нежными улыбками, как будто говорят, что все будет хорошо!
Мы вышли из дома, а в окне все махали и махали мне родители, не желая уходить, не желая забывать. Они не сказали мне ни слова, что я не родная им. Значит для них это неважно, как и неважно должно быть для меня!
Какое то время я еще была подавлена от случившегося эмоционального потрясения, который сопровождался потерей близких мне людей. Но рядом шел, держа меня за запястье, Кирим готовый помочь мне, защитить меня и раскрыть мне мою тайну.
Утро выдалось холодным и как и вчера серым и угрюмым. Солнце, которого так с надеждою ждали люди, сегодня не покажется. Кучевые темно-серые тучи покрывали все небо, как будто сдерживая дождь готовый вот-вот вылиться с неистовой силой на маленьких людей планеты. Но, дождя все не было.
Мы как-то быстро добрались до автобусной остановки и в кассе купили два билета. Я старалась не смотреть ни на кого, просто уперлась лбом о куртку Кирима. Я боялась увидеть монстра или, чтобы он увидел меня. Зато Кирим был вполне спокоен или это мне так казалось. Он пристально вглядывался в небо, в окружающих, оценивал движение людей и автомобилей. На остановке было не много людей готовых ехать столь рано. На улице мимо нас двигались разговаривающие прохожие, и было шумно от проезжающих машин. Я хотела закрыть руками лицо и уши, лишь бы не видеть их и не слышать.