В это самое время оставшиеся в живых «Пантеры» и «Тигры» добивали русских гаубичников, а уцелевшие противотанкисты хладнокровно расстреливали бросившихся в самоубийственную атаку японских камикадзе.
Ну, вот и все.
ПОБЕДА!! Зиг, так сказать, хайль!
В этот момент тревожно завыла сирена.
На холме, который надо было захватить, стояла мачта. И по этой мачте медленно поднимался… японский флаг. Японский?
Мутабор перевел прицел на холм. Так и есть. По верхушке холма метался, словно капля ртути, японский танчик. Брат-близнец того, который Митёк раздавил своим «Тигром».
А немецкие арты молчали. Боезапас — все. Кончился. И подвоза не будет. А танки и противотанкисты — не достают. Слишком пологая траектория у их снарядов — японец грамотно мечется в мертвой зоне.
Японец… А может — японка?
Мутабор бросил взгляд на индикатор боезапаса. Три осколочно-фугасных. В принципе, достаточно одного разрыва рядом, чтобы уничтожить это бегающее недоразумение. Осталось только выцелить как следует. А вот с этим были уже проблемы… Время! Тридцать секунд и все. Красноглазый японский флаг подымется, и восходящее солнце зависнет в зените славы.
Выстрел! Мимо…
Быстрей, быстрей, быстрей… Упреждение… Ну? Выстрел! Есть!
Японец замер — осколком ему повредило мотор или сбило гусеницу. Теперь можно нормально прицелиться…
Десять секунд!
Мутабор навел прицел на замерший танк. В это время немецкие танки уже карабкались по крутому склону холма.
Это Римма. Это точно — Римма. Это только она могла прокрасться незамеченной по краям карты, пользуясь тем, что внимание бойцов отвлечено свалкой. Это она могла додуматься выпустить «священный ветер», чтобы верные долгу джапы погибли в неравном бою, отвлекая белых варваров от главного.
Пять секунд!
Римма… Она заслужила. И Митёк отвел рамку прицела чуть в сторону. После чего немедленно промазал.
И эфир взревел голосами умерших на поле сынов Императора:
— Банзай!
Мутабор снял наушники. Снова огляделся. Да… Некоторые из немцев, то есть «немцев», конечно, откровенно плакали. Победа была в кармане и тут…
А Митёк был почему-то доволен. И почему, интересно?
Через два часа после боя, когда страсти слегка успокоились, к Мутабору подошел Раббит. И пожал ему руку.
— Молодец! Хорошо сыграл.
Мутабор напрягся. По ходу сейчас разборки будут…
— Не твоя вина, что разброс так случился. Это мы прохлопали. Надо было базу брать, а не русских добивать. Ничего. На следующий год умнее будем.
Мутабор расслабился.
А потом была церемония награждения, банкет, счастливые глаза Риммы, потом опять только поцелуй на балконе и все…
Утром Митёк проснулся от какого-то противного зуммера.
Он высунул голову из-под одеяла — с детства любил спать с укрытой головой — и оглядел утро. Утро как утро. Противное, как обычно. На прикроватном столике повизгивал телефон. Гостиничный. Он поднял трубку и ответил на русском:
— Да?
— Мистер Брамм? Вы не могли бы подойти в холл на третьем этаже к десяти ноль-ноль? — на русском и ответили.
— А вы кто?
— Я? Я мистер Осборн. Помните такого?
— Ну, еще бы не помнить… Спасибо вам, мистер Осборн.
— Мы ждем вас.
И положил трубку. Так… До десяти еще час. Надо привести себя в порядок.
Мутабор сходил в душ, наскоро перекусил в небольшом кафе на своем этаже — организаторы оплатили! Заодно и рассмотрел призы. Нда… Приз за второе место был не сильно велик. Штука наличкой в конверте, разная рекламно-глянцевая байда, медаль под серебро и кредитная карточка с лимитом до пятидесяти тысяч баксов и беспроцентным сроком в триста дней.
Хе… К десяти Митёк спустился в холл. Из знакомых он узнал Раббита, Зеппа, нескольких камрадов по немецкому клану. Римма здесь тоже была. Сердце сладко заныло. Да так, что Митёк натурально испугался — не влюбился ли он? Вот чего он терпеть ненавидел — так влюбляться. Одни геморрои да пеленки от этих любовей. Впрочем, влюбиться оно, конечно, можно… Но Римма же здесь остается. У нее работа и грин-карта… А он кто? Безработный дизайнер с кредитной карточкой в кармане?
Митёк мрачно плюхнулся в свободное кресло на заднем ряду рядом с Раббитом. Интересно, почему европоамериканцы все время впереди сидеть норовят, а русские все подальше от сцены? Загадка…
Около интерактивной доски стояла высокая тумбочка. Обычно из-за такой выступают президенты США и преподы. Ой, не тумбочка. Кафедра, конечно.