И все же деньги — это деньги, и, по крайней мере, у них они есть. Она подумала о Хелене и недавнем телефонном разговоре. Они регулярно писали друг другу последние пару месяцев, обмен бодрыми, если не светскими и — по крайней мере, со стороны Ник — не слишком правдивыми письмами. Но когда Хелена позвонила ей на прошлой неделе из далекого Голливуда, Ник поняла: что-то случилось. Похоже, брак кузины ухудшил ее и без того стесненные обстоятельства: Хелена — а вернее, Эйвери Льюис — намеревалась продать за наличные свой домик на Острове. Новость подтвердила подозрения Ник, что этот человек — проходимец, она так и заявила Хелене, заставив кузину расплакаться среди шорохов телефонной линии. Хелена сказала, что Эйвери хочет инвестировать в какое-то сомнительное кино, какую-то чепуху класса Б. Ник напомнила кузине, что та не получила бы этот домик, если бы не отец Ник, надеясь пристыдить ее, чтобы та отказалась от дурацкой затеи. И Хелена сдалась, сказала, что придется найти деньги иным способом, что, разумеется, Ник права. Ник была в ярости, вешая трубку, и потом заявила Хьюзу, что им следует отправиться в Голливуд и выяснить, что там происходит. Хьюз, конечно же, напомнил, что билеты до другого побережья слишком дороги, и Ник впала в мрачное настроение, надолго перестав посещать магазины.
— Где вы? — Голос Чарли Уэллса вернул Ник в машину, теплый воздух струился в открытые окна.
— О, где-то далеко, — ответила Ник. — Я немного устала после выпитого вчера.
— Давайте припаркуемся, отсюда можно дойти пешком.
Чарли остановился возле старого испанского форта, некогда служившего наблюдательным пунктом.
Ресторан находился в одном из ветшающих колониальных домов, которыми застроены узкие мощеные улочки старого города Сент-Огастина. Помещение было сумрачным, с низким потолком, и Ник спросила себя, скольких женщин Чарли приводил сюда.
— Я выберу для нас обоих, если вы не возражаете, — сказал он.
Ник махнула рукой:
— Пожалуйста. Я даже не знаю, с чего начать.
Когда официант принес вино, Ник накрыла свой бокал:
— Не думаю, что мне стоит пить.
— Вы должны выпить, — возразил Чарли. — Нельзя есть тапас без вина.
— Что ж, тогда совсем немного. — Она убрала руку.
Столик был маленький, их колени почти соприкасались, но Чарли не пытался придвинуться к ней, что вселяло в Ник смутное беспокойство.
Рыбные и мясные закуски были одновременно солеными и пряными, маслянистыми и острыми. Вскоре их подбородки лоснились от соусов, Ник даже пальцы облизала пару раз.
— Чувствую себя местной, — весело сказала она.
Он оказался прав насчет вина, она протянула ему бокал за добавкой.
— Вы и выглядите местной, с таким-то загаром, — заметил Чарли со смехом, подливая ей вина.
— Впервые в жизни я загорелая посреди зимы, — сказала Ник. — Я очень старалась, чтобы этого добиться.
— Что ж, могу сказать, усилия того стоили. Все ребята на корабле к вам неравнодушны.
— Неужели? Я же их и видела лишь раз.
— Достаточно и одного раза, — ответил Чарли. — Они мне о вас рассказывали, но нужно было увидеть самому, чтобы поверить.
Ник знала, что он лжет, она была не из тех, по кому обмирают моряки, но все же почувствовала, что краснеет.
— Не смущайтесь, — ухмыльнулся Чарли.
— Я не смущаюсь, просто не знаю… — Ник колебалась. — Что ж, пожалуй, я немного смущена.
— Разве этот везунчик, ваш муж, не делает вам комплиментов?
Ник молчала, глядя на свою грязную салфетку.
— Ладно, ладно. Больше не буду вас дразнить. Давайте закажем кофе.
Официант принес густой кофе в маленьких выщербленных чашках, Ник никогда еще не пробовала ничего подобного.
— Марокканский, — пояснил Чарли. — Они фильтруют его дважды и добавляют кардамон, он придает аромат.
Они потягивали кофе в молчании, слушая звяканье посуды на кухне.
— Я чувствую себя такой уставшей, — сказала Ник, болтая гущу на дне чашки. — Готова проспать целую вечность.
— Хотите вернуться?
— Да, лучше вернуться. Иначе я могу закончить как Рип Ван Винкль и проспать за этим столом сотни лет.
— Думаю, они не станут возражать, — рассмеялся Чарли.
— Пожалуй, это не худшее место. По крайней мере, когда я проснусь, здесь можно будет неплохо закусить.