Выбрать главу

Поняв, что теперь мать пытается открыть коробочку, Лоренс наклонился и помог ей. Эллин наклонила флакон и, сняв пробку, легонько коснулась ею кожи за ушами и на запястьях. Аромат достиг его ноздрей, и он незаметно вздохнул. Да, именно его он и ощутил, войдя в комнату матери и увидев ее. Удивительная штука — человеческое подсознания! В его воображении моментально всплыл запах духов, которыми она пользовалась, когда он был ребенком.

— О, как замечательно снова ощутить этот аромат! — Мать протянула к нему запястье. — Разве он не великолепен? Помнишь его?

Лоренс склонился, чтобы понюхать, а затем, распрямившись, кивнул.

— Да, помню.

Эти духи всегда ассоциировались в его памяти с матерью; именно поэтому ему и показалось, что он уловил их аромат, впервые встретившись с ней после долгой разлуки.

— Там еще что-то есть, — заметила Бетти, заглядывая в упаковку и доставая шарф. — Какой красивый!

Лицо Эллин Хейз просияло. Она пропустила шелковый шарф между искривленных пальцев.

— О, как мило! Мой любимый цвет. Я сейчас же его надену.

Встав, Лоренс взял у нее шарф и легко обернул вокруг ее шеи. Цвет шелковой ткани удивительно гармонировал с голубоватым оттенком волос Эллин.

— Спасибо, Лоренс, мне понравились оба твоих подарка.

— Ах да, я забыл об открытке, — сказал он, протягивая ее матери и снова сел, наблюдая, как она рассматривает картинку и читает надпись внутри.

Бетти же не отрывала взгляда от второго свертка, лежавшего перед Лоренсом.

— А это для кого?

Все как по команде тоже уставились на него.

— Простите, совсем забыл… — Лоренс посмотрел через стол на Мэй. — С днем рождения! — Он подтолкнул к ней пакет.

Она казалась испуганной.

— О, вам не следовало… Вы совсем не должны… Я хочу сказать — спасибо, вы так добры.

Лоренс был рад, что застал ее врасплох и заставил потерять хваленое хладнокровие. Обычно именно он оказывался в невыгодном положении, и теперь ему было приятно поменяться с ней ролями.

— Разверни его, Мэй! — потребовала Бетти.

Та осторожно открыла упаковку, достала духи и уставилась на них.

— О Господи…

— Такие же, как у Эллин! — Бетти всегда была готова констатировать очевидное.

Лоренс насупился.

— Боюсь, у меня не слишком богатое воображение. Если они вам не нравятся, я могу их вернуть или обменять, если вы предпочитаете другие. Я не знал, какими духами вы пользуетесь.

Мэй открыла пробку и вдохнула аромат.

— Ммм… чудесно! — Ее глаза сияли. — У меня никогда еще не было французских духов, поэтому я потеряла дар речи. Они замечательные, спасибо вам. И очень мне нравятся.

— Там и для вас тоже шарф, — признался он. — Я выбрал розовый. Я ведь уже говорил, что у меня небогатое воображение.

Он перевел взгляд на рыжеватые волосы Мэй. Может, стоило подарить ей зеленый? Она взяла нежную шелковую ткань в руки, любуясь ею.

— Восхитительный цвет. Откуда вы могли знать, что я люблю розовый, но не осмеливаюсь его носить? Считается, что рыжим розовое не к лицу. — Она посмотрела на свое белое платье. — По-моему, я могу надеть его прямо сейчас.

Мэй дважды обернула шарф вокруг шеи, забросив концы за спину.

— Ну как, Бетти?

— Здорово!

— Честно?

— Провалиться мне на этом месте!

Они пристально посмотрели друг на друга — сестры во всех смыслах этого слова, ребенок и молодая женщина, объединенные серьезным раздумьем о важных в жизни вещах.

Затем Мэй перевела взгляд на Лоренса.

— А вы как думаете?

— По-моему, чудесно. Он точно соответствует цвету вашей помады, — сказал Лоренс, на середине фразы ужаснувшись тому, что голос выдает, какие чувства он испытывает, видя эти манящие розовые губы. Глядя на то, как они изгибаются в улыбке — так можно наблюдать за восходом солнца, — он вспоминал, каковы они были на вкус.

Его спас Ник, недовольно проворчавший:

— Когда же мы начнем есть?

— Да, я голоден как волк, — сердито вторил ему Билл.

И тут Нэнси внесла горячие пирожки с картофелем. Каждому полагалось по два, но Билл взял себе три. Впрочем, Бетти съела только один, так что никто не остался в обиде.

Затем последовал пирог с почками, свиные ребрышки с орехами и паштет из печени и ветчины. Не обошлось, конечно, и без сладкого: красносмородиновое и апельсиновое желе, клубника со взбитыми сливками, ванильные слоеные пирожные. Под конец пиршества зажгли свечи на большом именинном торте, по верху которого шла надпись розовым кремом: «С днем рождения!». Мэй и Эллин вместе задули свечи, и все запели, поздравляя их.

Бетти тоже поучаствовала в изготовлении торта, вылепив из марципана своего любимца — щенка, правда, голубого цвета и желтый банан и водрузив их рядом с розовой надписью.

— Который тут предназначается мне? — спросила Эллин.

— Банан очень вкусный, — с простодушным видом заметила Бетти.

— Да, я бы тоже выбрал банан, — согласился Лоренс, не уверенный в съедобности голубого марципана. Щенок был каким-то жутковатым и казался выходцем с того света.

Бетти довольно улыбнулась, когда Эллин взяла банан.

— Ммм… вкусно, — сказала она, попробовав.

— Я не могу есть это бедное существо, — сказала Мэй. — Возьми этого… зверька себе, Бетти.

Улыбнувшись еще шире, девочка под неодобрительными взглядами братьев принялась есть творение своих рук.

— Ты ведь знала, что Мэй терпеть не может марципан! — сказал ей Мэтт.

Не обращая на него внимания, Бетти с полуприкрытыми от удовольствия глазами откусила уши.

— Зато я его люблю, — поспешила сказать Эллин Хейз, доедая свой банан.

Полчаса спустя она произнесла, обращаясь к собравшимся:

— Спасибо всем большое. Это был чудесный день! Жаль только, что силы мои уже на исходе.

Лоренс заметил, как бледны ее щеки под слоем пудры, и нахмурился, поняв, насколько мать слаба.

— Вы сможете подняться к себе?

Она улыбнувшись кивнула и внезапно наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Спокойной ночи. Спасибо за подарки, Лоренс.

Мэй пошла с ней. Лоренс вышел следом за ними в холл и спросил:

— Могу я вызвать такси? Мне действительно пора ехать.

— Да, пожалуйста, — кивнула Мэй.

Когда Лоренс закончил говорить по телефону, она вернулась.

— Все нормально? — спросил он и с удивлением обнаружил, что и в самом деле тревожится.

— Она устала, но в остальном все прекрасно. У Эллин сегодня был славный день, и самая большая радость — это то, что вы вернулись. Она боялась, что больше никогда не увидит вас.

— Я был недалек от этого. — Лоренс помрачнел, в нем с новой силой ожили старые боль и негодование. — Да и с какой стати мне было возвращаться? Чего еще она могла ожидать? Она бросила меня, когда мне было десять лет, просто смылась с каким-то парнем, отлично зная, какое жалкое детство уготовано мне! Неужели она полагает, что я брошусь к ней сейчас, двадцать пять лет спустя, с распростертыми объятиями, все прощу и забуду?

Мэй нетерпеливо проговорила:

— Но вы уже не тот маленький мальчик. Вы мужчина, и все это случилось много-много лет назад. Вы должны уже были остыть. А бедная Эллин так одинока! Она стара, больна и нуждается в вас.

— Она лишила себя права называться моей матерью много-много лет назад. И это ее выбор, а не мой!

— Дайте ей еще один шанс, Лоренс!

— Почему я должен это делать? — хрипло пробормотал он. — Какое она имеет право врываться после всего этого в мою жизнь и требовать сочувствия?

Мэй смотрела на него с таким выражением, что его охватила горькая обида. Он без труда прочел на выразительном лице откровенное осуждение.

— Глупо с ее стороны было думать, что имеет, — сказала она ледяным тоном. — Нельзя заставить биться каменное сердце и нельзя ждать сочувствия от человека, который живет в эмоциональном холодильнике. Но Эллин стара и боится умереть, поэтому цепляется за мечту. Мне жаль ее, и я не хочу причинять ей боль, иначе посоветовала бы забыть об этом, потому что у вас никогда недостанет человечности, чтобы простить ее. Я сомневаюсь, что в вас вообще есть что-либо человеческое.