- И еще четыреста восемьдесят четыре эпитета, - усмехнулся гестаповец, - мы с Гюнтером как-то две недели записывали все ругательства в наш адрес на нескольких языках. Получилось почти полтысячи. Но только пара десятков оригинальные и небанальные.
- Чтоб ты сдох в мучениях.
- Всему свое время, - Зайберт кивнул Гюнтеру, и тот достал из чемоданчика молоток. Небольшой аккуратный инструмент казался крохотным в руках такого крупного мужчины как оберштурмбанфюрер.
- Иногда боль заставляет людей, подчеркиваю, людей переосмыслить свое поведение, - гестаповец присел на корточки перед Татьяной , взял ее ногу левой рукой. Она попыталась дернуться, но он ухватился крепко, да и веревки были примотаны как нужно. Резкий взмах, и молоток ударил ей по пальцам правой ноги. От пронзительного визга у Барта зазвенело в ушах. Это был отвратительный крик. Но Зайберт сделал еще два взмаха, и визг перешел на новый уровень. Гестаповец поднялся и подошел к патефону.
- Так будет лучше. У тебя не очень приятный голос.
Заиграла мелодия, но она не могла заглушить вопли Татьяны. Барт отвернулся. Он недоумевал, почему она оставалась в сознании. Или у женщин настолько высокий болевой порог, что они могут вытерпеть такую боль?
- Гюнтер, друг мой, заткни ее пока.
В рот визжащей польки гестаповец сунул тряпку, и визг превратился в невнятное шипение.
- Герр Зайберт, вам не кажется, что это лишнее?
- Лишнее? Почему же?
- Мы ведь все равно ее казним.
- Казним. Согласен, но она забрала жизни у стольких молодых парней, которые выжили на фронте. Ее путь к смерти не должен быть простым. Или вы считаете иначе?
- Нет, - внезапно даже для себя выпалил лейтенант. Хотя за секунду перед этим он хотел сказать совсем другое.
- Вот, я об этом и веду речь. Возмездие, мы творим возмездие. Мне доставляет мало удовольствия делать все эти вещи, но возмездие должно быть хоть немного сообразным совершенным преступлениям. Мы же не сможем казнить ее несколько раз.
В том, что Зайберт не испытывает удовольствия от пыток, Барт сильно сомневался, но на лице гестаповца не было и тени улыбки, даже красноватые глаза светились сожалением.
- Кто-то должен делать и такую работу. Она грязная, неприятная и мерзкая, но необходимая. Вам нравится эта увертюра? Это "Эгмонт" Бетховена.
- Не понял пока, - честно ответил Барт. Музыка сейчас была для него просто шумом.
- Значит, не нравится, - заключил гестаповец и повернулся к Татьяне. - А тебе?
Она молчала, но не сводила взгляда с его рук. Зайберт положил молоток рядом с прутом.
- И тебе не нравится. Жаль. Но это понятно: не самое популярное произведение. Если я вытащу кляп, то ты расскажешь мне, кто отдавал приказы? Если скажешь, то все закончится относительно быстро, если нет, то я буду продолжать.
Она помотала головой. Зайберт пожал плечами и поднес прут к пламени горелки. Барт облизнул пересохшие губы и перевел взгляд на окно. Гестаповец примерно с минуту подержал кончик штыря в огне и ткнул им в колено полячки. Запах горелой кожи тут же донесся до лейтенанта, и он проклял свой чувствительный нос. Сквозь кляп все равно раздался протяжный стон. Даже связанная и с разбитой правой ногой она как-то умудрилась оттолкнуться от пола и попыталась вскочить, но Гюнтер придавил ее шею и усадил на место, высказав даже некоторое восхищение:
- Крепкая сучка, еще ни разу в обморок не ушла.
- Это все твое зелье, мой друг.
Скорее всего ей вкололи амфетамин вместе с морфином. Морфий немного смягчал боль, а амфетамин не давал потерять сознание. Татьяна выплюнула кляп и прохрипела:
- Скоты! Скоро вас всех русские перевешают!
- Значит, все же русские отдавали тебе приказы? - Барт никак не мог понять, что пытается узнать Зайберт. Гестаповец не был идиотом, чтобы верить в то, что эта психопатка действовала по указанию кого-то.
- Никто мне приказы не отдавал.
Гюнтер посмотрел на своего командира, дождался кивка и пнул женщину в спину. Она ударилась лицом о край стола и повалилась на пол. Еще одним пинком Гюнтер перекатил ее к стене с фотографиями. На месте падения Барт увидел два выбитых зуба, машинально провел языком по своим и почувствовал, что сейчас его вырвет. Зайберт заметил его внезапную бледность и сухо сказал:
- Ведро в правом углу.
Барт еле успел добраться до указанного места и опорожнил желудок в стальное ведро. Рвота была тягучей и частично попала ему на руки. Татьяна кричала от боли. И ее крик заглушал музыку. Лейтенант стоял на коленях перед ведром и не хотел поворачиваться назад. Он честно признался себе, что боится повернуть голову. Музыка прекратилась, а вместе с ней стих и крик. Зайберт спросил: