- Ты понимаешь, тупая девка, что ты натворила?
- Понимаю, - она уже не говорила, а шамкала. От наглого и дерзкого тона не осталось и следа. - понимаю. Не надо больше. Я так больше не буду.
- Что не будешь?
- Убивать не буду.
- Конечно не будешь, ведь ты сдохнешь. Или ты думала, что мы тебя лечить станем?
- Герр Зайберт, прошу вас, не надо больше.
- Хорошо, хорошо. Осталось совсем немного. Ты же вырезала глаза у своих жертв?
- Да, но я так больше не стану делать.
- Я тут подумал, что будет справедливо, если и мы у тебя заберем . Оба не получится, я хочу, чтобы ты видела что будет дальше, а вот один глаз тебе явно лишний.
Лейтенанта вырвало желчью, и он услышал, как Зайберт с участием произнес:
- На столе есть бутыль с водой, прополоскайте рот. Вам станет легче.
Но чтобы дойти до стола надо было подняться и опять видеть происходящее своими глазами, а он этого не хотел. За спиной началась какая-то возня, Татьяна молчала, и он решил, что это самое лучшее время выпить воды и выйти из допросной. А еще он надеялся, что сейчас придет Шульц и позовет его. Или вообще прекратит это безумие.
Лейтенант собрал волю в кулак и поднялся с колен. Зайберт удерживал голову женщины, а Гюнтер подносил к ее лицу нож, изо рта Татьяны, даже через кляп, который вернули на место, лезла красноватая пена. Барт закрыл глаза и подошел к столу. Чтобы взять бутыль пришлось открыть их, и он опять увидел эту троицу. Гюнтер сидел к нему спиной и держал в пальцах глаз,с которого стекала какая-то жидкость, а Зайберт улыбался.. На месте глаза женщины была кровавая прогалина. На этот раз она потеряла сознание, а может даже умерла. Лейтенанта пробила дрожь, и он чуть не уронил бутылку на пол. Зайберт пощупал шею женщины:
- Жива. Выносливое животное. Гюнтер, нашатырь или укол?
- Давайте попробуем нашатырь.
- Вы будете продолжать? - лейтенант не мог заставить себя отойти от стола, но и дальше наблюдать за этим действом не хотел. Разумом он понимал, что Зайберт всего лишь вершит мщение, но сердце подсказывало, что это все неправильно и чудовищно.
- Да, сейчас приведем ее в чувство и продолжим. У Гюнтера еще много интересных игрушек, - Зайберт не улыбался, но уже не мог подавить в своем голосе страсть. Барт вспомнил пьяную речь Шуберта, посмотрел на распростертое изуродованное тело и вытащил пистолет.
- Что вы делаете, лейтенант? - Зайберт отскочил в сторону, а Гюнтер с флакончиком нашатырного спирта замер возле чемоданчиков. Барт прицелился и выстрелил Татьяне в голову. С такого расстояния он не промахнулся. Пуля попала в нос и застряла в голове женщины. Шансов, что после этого она останется жива не было никаких.
Он ожидал, что Зайберт начнет кричать или попытается его ударить, но гестаповец только спросил:
- Зачем?
- Я должен был это прекратить, вы перегнули палку! - лейтенант убрал пистолет в кобуру.
- Ладно, черт с ней, - гестаповец снова стал беззаботным, как будто мгновение назад ничего не делал. - Не каждому дано вершить справедливость по полной мере. Напишем в рапорте, что пыталась сбежать. Может, и к лучшему, что вы прекратили эту возню.
Барт ничего не стал отвечать, а просто выскочил на улицу, чуть не сбив с ног встревоженного постового. Ему требовался свежий воздух, он не мог нормально дышать.
Глава 33
Вставай, чертов большевик, вставай! - кто-то тряс его за плечо, настойчиво, грубо и как-то торопливо. Косматкин открыл глаза и ощутил сильный запах горящего дерева. Над ним склонился Доброжельский. Это было невероятно, ведь он ушел от него в сильном подпитии и как опять оказался здесь он не понимал. Горит где-то? Здесь горит, идиот, - поляк резко схватил его за рукав рубашки и потащил на себя. Косматкин упирался. Они начали пить с самого утра, когда Доброжельский вернулся со службы. А учитывая, что Косматкин употреблял уже третий день подряд, то голова соображала очень плохо. Идиот русский, чтоб тебя черт забрал! - полицай отпустил его и рванул к сорванной с петель двери. Кто-то ее выбил, отметил про себя Косматкин, но все же последовал за ним. На первом этаже вовсю бушевал огонь, и он практически сразу начал трезветь. Доброжельский сунул ему в руки мокрую тряпку и прыгнул через начинавшие заниматься огнем полы коридора. Он последовал его примеру, приложив тряпку к лицу. Несколько секунд, и они оказались на улице, там Доброжельский снова схватил его за рукав и дернул в сторону калитки. У Косматкина подкосились ноги, и он повалился на землю спиной, так что теперь мог видеть, что дом охвачен пламенем почти полностью, а его комната чудом не занялась огнем. Пок акой-то странной прихоти судьбы туда даже дым не попал. А хозяйка? Пани Мария? - спросил он у полицая. Если была в доме, то там и осталась. Надо ее вытаскивать, - Косматкин попытался встать, но ноги не держали его, и он шлепнулся обратно. Полицай покачал головой: Там уже крыша начинает рушиться. Не вытащим. Будем надеяться, что ее в доме не было. Загорелось то отчего, и ты как здесь очутился? Доброжельский не успел ответить, как все затопил резкий звук пожарной сирены. Кто-то из пожарных заметил горящую крышу и включил оповещение. Только драгоценное время было потеряно. Сирена смолкла. Ты долго не залеживайся, Федорыч. Ко мне пойдем. Там переночуешь. А вещи? - у Косматкина было не так уж много вещей, но даже зимняя и осенняя обувь по нынешним временам ценилась очень высоко. Деньги, папиросы и документы у него были в карманах штанов, но денег оставалось совсем ничего — рубаху не купишь. Новые приобретать придется, - ответил полицай. - Твои сгорели. Да ты радуйся, идиот, что жив остался. А вещи, ну, черт с ними. Поделюсь с тобой своими. Только сапоги сам купишь. Так загорелось отчего? Подожгли тебя, - Доброжельский не шутил. Зачем? - изумился Косматкин. Я уже половину пути до дома прошел, как мне одна добрая душа шепнула, что вот прямо сейчас тебя поджигать будут. И кто же жег? И за что? А ты как думаешь? Так я же, получается, спас людей, не всех, конечно, но большинство. Народец по-другому считает. Решили, что офицеров ты убивал, а Таньку подставил: очень удобно, мол, устроился. Ножик соседке подкинул и в полицию сдал. Но ты же понимаешь, что... Я-то понимаю, а народ вот не особо, - Доброжельский показал рукой на горящий дом. - Вот их понимание, вот их благодарность. Тебе теперь только у меня жить придется, иначе прирежут одного. Ко мне не сунутся — побоятся, а в другом месте жив долго не останешься. Надо как-то объяснить людям, - начал Косматкин, делая вторую попытку подняться на ноги. Угу, в газете местной статью напечатай. Ты теперь — прихвостень немецкий. Но кроме меня туда же с полсотни человек с доносами пошло. Их тоже жечь станут? Но сработал только твой. Так что вот такая история. А с Марией что делать? Искать будем потом. Или среди развалин или по подружкам. Косматкин надеялся, что с ней все в порядке. Она и так натерпелась ужаса: обыски, потом еще и допрос Шульцем. Вряд ли она оставалась дома: столько событий надо было обсудить с подружками, а он на роль собеседника явно не годился: опустошенный и пьяный. - Я протрезвел полностью, - заметил он, - вот только в ногах слабость. Вставай. Сейчас пожарные прибудут. Косматкин посмотрел на горящий дом: Тут уже и тушить не надо. Пусть догорает. К соседям, главное, чтобы не перекинулось. Не должно, ветра нет. Он смотрел на горящий дом и испытывал , да ничего он не испытывал: еще один день преподнес сюрприз. Жизнь не позволяла ему спрятаться от потрясений. Он завидовал улиткам: втянул голову в раковину, и никто тебя не достанет. Жаль, что у него нет такой способности. Косматкин все же сумел подняться на ноги. Доброжельский был покрыт серым пеплом. Как ему удалось вытащить его из подвала он не понимал: чудесное спасение какое-то. Крыша рухнула с тихим шипением, и они отошли подальше. По улице бежалли несколько человек -соседи с ведрами. Он крикнул: Не надо. Доброжельский остановил его: Пусть , пусть бегут. Тебе уже все равно, что они делать будут. Ты прав, - согласился Косматкин, - ты прав. Мне вообще уже все равно. Не раскисай, большевик. Сейчас ко мне пойдем, выпьем и спать. Выпить — это хорошая мысль, - он подумал, что за последние несколько дней употребил больше, чем за полгода до этого момента, но алкоголь казался спасением. Подъехала пожарная бочка с пожарным шлангом, установленная на старенький «Форд». Машина была настолько древней, что немцы не реквизировали ее, а оставили пожарной команде. Пожарные не торопились начинать тушение, а внимательно осмотрели дом со всех сторон: Пусть порушится, потом прильем. Не особо вы торопились, - заметил Доброжельский. Как увидели, так и поехали, - возразил командир расчета, пожилой поляк с длинными усами, с самокруткой в зубах. Напишите, что поджог был в отчете. Пан Станислав, - командир расчета сделал затяжку и выдохнул дым в сторону, - я сам решу , что написать после осмотра. А пока думается мне, что пан русский, напился, закурил в постели или окурок бросил в комнатах наверху и не потушил. Мы же не зря предупреждаем, что курить дома опасно. Доброжельский начал злиться: Пан Новак, я вам г