Джо еще немного помедлил и тихонько постучал.
— Кто там? — тихо спросил Кедж из-за двери.
— Алекс.
Дверь открылась. Кедж по-прежнему был в вечернем костюме. Очевидно, он ни минуты не спал.
— Что случилось? — спросил он испуганным голосом.
— Бенджамин Паркер хочет с тобой поговорить. Он тут опрашивает всех перед приездом полиции из графства. Это для того, чтобы все, кто не имеет ничего общего с… ну, ты знаешь с чем, могли уехать, как можно скорее.
— Я сейчас там буду… — Кедж поколебался, но после секунды размышления отступил и закрыл дверь.
Джо двинулся по галерее, дошел до конца, повернул направо, остановился перед дверью доктора Харкрофта, постучал и вошел. Когда он вышел оттуда десять минут спустя, в коридоре по-прежнему царила тишина. Он двинулся направо и по дороге заглянул в библиотеку. Она была пуста. По-видимому, Паркер, уже закончил с несчастным Кеджем и был теперь у Дороти. Джо как раз направлялся к двери комнаты мистера Кварендона, когда она внезапно отворилась, и тучный издатель собственной персоной показался на пороге. Увидев Алекса, он взволнованно всплеснул руками и тут же отступил назад, жестом руки призывая его следовать за ним.
Изумленный Джо вошел. Мистер Кварендон стоял с поднятой рукой, повернувшись к своим псам, которые немедленно вскочили, как только Алекс появился в комнате.
— Лежать! — негромко, но твердо приказал Кварендон. Собаки легли и застыли неподвижно, не сводя с Алекса глаз. — Садитесь, умоляю вас, — мистер Кварендон указал Алексу на кресло. — Представьте себе, — я вышел как раз для того, чтобы постучаться к вам. Какое стечение обстоятельств!
— Тем большее, что я тоже шел именно к вам, — спокойно сказал Джо.
— Правда? — мистер Кварендон поднял брови и вдруг умолк. Потом снова оживился. — Удалось ли вам уже установить, кто?..
— Нет, — отрицательно покачал головой Джо, — не удалось. Но у нас есть на этот счет разные, более или менее правдоподобные теории, одна из которых, наверно, окажется правильной. Однако, расследование может проводиться весьма кропотливо и затянуться надолго. Я знаю, что это будет неприятно для лиц невиновных, тем более, что пресса, очевидно, набросится на это событие, как стая голодных волков. Одних наших фамилий достаточно, чтобы придать всему этому мрачный оттенок. Мне жаль вашего друга сэра Гарольда Эддингтона. Вы хотели украсить наше скромное собрание присутствием заместителя министра, тем временем несчастный долго еще будет обречен видеть свое лицо на первых страницах всех бульварных газет Великобритании. Не говоря уже о том, что они начнут копаться в его личной жизни, привычках, слабостях и так далее. Именно поэтому я и хотел сейчас навестить вас. Мне следовало бы постучаться к нему, но я почти не знаком с ним. А тем не менее, есть один вопрос, который я должен ему задать.
— Вопрос? Надеюсь, вы не предполагаете…
— Я не имею права ничего предполагать. Там, где речь идет об убийстве, надо знать. Но, разумеется, расследование должно стремиться к устранению всевозможных неясностей…
— Неясностей? Но что может быть неясного…
Джо поднял руку и остановил его.
— Быть может, это глупость, — произнес он с легким колебанием, — но вчера утром, сразу после приезда, у меня сложилось впечатление, что сэр Гарольд либо чем-то очень расстроен, либо какие-то мысли выводят его из равновесия. Когда мы разминулись в калитке замка, а вы в это время выводили на прогулку своих собак, сэр Гарольд производил впечатление человека, который находится в трансе… Конечно, я могу ошибаться. Быть может, сэр Гарольд иногда выглядит так без всякой причины, или он просто переутомился? А может, он слишком рано встал или попросту плохо переносит воздушные путешествия? Я знаю многих отважных людей, которые с трудом переносят любые полеты. В том числе и на вертолете. Во всяком случае, этот вопрос меня беспокоит. Вы ведь знаете его много лет — он ваш друг. Как, по-вашему, его поведение вчера утром было совершенно нормальным?
— Я уверен, что… — начал мистер Кварендон и снова умолк. С минуту он сидел, вглядываясь в Алекса. Потом неспокойно шевельнулся. Псы посмотрели на него. Алекс тоже молчал. — Можете ли вы дать мне слово, что то, о чем я сейчас расскажу, навсегда останется между нами? — мистер Кварендон подался вперед.
Алекс беспомощно развел руками.
— Несколько часов назад здесь была убита молодая женщина, ваша бывшая секретарша, и мы ведем расследование этого дела. Как же вы можете просить, чтобы я обязался молчать, даже не зная, что вы намерены мне сообщить?
— Я, в свою очередь, могу дать вам слово, что все, о чем я скажу, не касается… — он поколебался, — не касается этого убийства.
— А касается ли это другого убийства?
Мистер Кварендон не ответил. Алекс ждал.
— Это очень трудно, — произнес, наконец, мистер Кварендон хриплым шепотом.
— Может, я помогу вам, — Джо не спускал с него глаз. — Грейс Мэплтон была очень красивой женщиной.
Тучный издатель резко вздрогнул.
— Что вы хотите этим сказать?
— Очень красивой и очень опасной, настолько опасной, что, быть может, далеко не один человек обрадуется, прочтя в завтрашних газетах, что особа с таким именем и фамилией была убита.
— Вы так считаете?
Джо кивнул.
— Вопрос звучит очень просто, мистер Кварендон: обрадовало ли это известие вас и вашего друга, сэра Гарольда? А может быть, только одного из вас?
— А почему оно должно было нас обрадовать?
— Потому, что Грейс Мэплтон была опасной и беспощадной шантажисткой.
— Откуда вы знаете? Неужели вы тоже?..
Кварендон умолк.
— О нет, — лениво сказал Джо Алекс, чувствуя неизвестно почему, что не говорит всей правды, — это не мой личный опыт. Назовем это условно «фактом, выявленным в ходе расследования».
— Боже мой! — сказал Кварендон. — Что делать?
Джо взглянул на часы.
— Через десять-двадцать минут, а, быть может, и через минуту, сюда войдет большая полицейская группа, состоящая из исполнительных и настойчивых функционеров… а поскольку убийца все еще не схвачен, и нам даже не известно его имя, они начнут тщательно копаться в жизни всех здесь присутствующих. Ни комиссар Паркер, ни, тем более, я, не сможем этому воспротивиться, потому что следствие руководствуется собственными законами, не обращая внимания ни на имущественное, ни на общественное положение подозреваемых лиц… а вы не можете не признать, что даже в эту минуту разговариваете со мной как человек, у которого есть что-то на совести. Я не могу пообещать, что не повторю никому того, что вы мне скажете, поскольку вы не говорите мне правды. Я могу лишь обещать, что если вы расскажете мне всю правду, и она не будет связана с убийством Грейс Мэплтон, я сохраню ее для себя, если это будет возможно. Вот и все. У меня есть две минуты времени, и если вы не захотите поведать того, что укрываете от меня, я оставлю вас и вашего друга наедине с вашими проблемами. А поскольку мы знакомы много лет и нас связывают добрые и дружеские отношения, мне будет очень жаль, потому что я хочу уберечь вас обоих от неприятностей.
Мистер Кварендон не ответил. Минуту спустя Джо посмотрел на часы.
— Хорошо, — тихо сказал издатель. — Я скажу вам. Но должен предупредить, что речь идет о счастье двух семей и о судьбе двух порядочных людей.
— Значит, и вы тоже… — прошептал Алекс и с пониманием покивал головой.
— Нет! — решительно возразил мистер Кварендон. — Уже много лет назад я поклялся себе, что никогда ни одна секретарша, ни одна горничная… Господи, да вы же понимаете, о чем я говорю. Ни один мужчина не свят, но нельзя себе ничего позволять ни на работе, ни в собственном доме… Это всегда очень опасно и часто плохо кончается. Поэтому здесь речь идет не обо мне. Я скажу вам… Я скажу вам все, и, быть может, вам удастся спасти меня и сэра Гарольда! У меня есть дочь. Ее муж — молодой, многообещающий политик, депутат Палаты общин. У них двое детей. А дочь моя очень ревнива и, если бы она, например, узнала из газет, что ее муж изменяет ей, думаю, это означало бы конец их супружества. Она очень горда. А для него это вообще означало бы конец карьеры. Публичный скандал — этого бы ему ни за что не простила Консервативная партия! Сэр Гарольд, мой лучший друг, часто навещал меня в издательстве, и мы вместе ходили на ленч в клуб… А этот прекрасный бес в юбке сидел в приемной, через которую проходил каждый, кто хотел меня увидеть… — он глубоко вздохнул и тыльной стороной ладони отер пот со лба. — Сэр Гарольд женат, у него трое детей и столько же внуков. Вы помните аферу Профюмо? Именно такая девушка полностью уничтожила очень талантливого и во всем остальном порядочного человека, члена правительства… Я уже не говорю о семье Гарольда и о том кошмарном стыде, который она испытала бы из-за этих ужасных бульварных изданий, выходящих миллионными тиражами… — он снова глубоко вздохнул. — Вы можете спросить, как я об этом узнал? Зять пришел ко мне и все рассказал. Я был единственным человеком, которому он мог довериться. Он боялся поговорить об этом даже с собственным отцом. Тогда я открылся Гарольду, с целью спросить его совета. И тут оказалось, что он сам находится в такой же ситуации! Эта женщина была дьяволом. Холодным, рациональным дьяволом, которого Природа наделила искусством неотвратимо успешного покорения мужчин. В обоих случаях было то же самое: разнузданные снимки — она и жертва в позах, не оставляющих никакого сомнения… А мой глупый зять даже имел неосторожность несколько раз позвонить ей в мой офис, и она, разумеется, тут же записала на магнитофон эти разговоры. В обоих случаях она поступила одинаково: требовала ежемесячных выплат — не много, но и не мало. Столько, сколько жертва наверняка могла бы платить без больших сложностей. Но в любую минуту что-нибудь могло случиться: кто-то мог случайно обнаружить негативы и кассеты, она сама в любой момент могла бы перейти в генеральное наступление, в общем, сделать все, что ей вздумается — она их всех держала в руках. А теперь я скажу кое-что, что может показаться вам забавным. Я сочинил собственный криминальный роман, мистер Алекс. Я купил замок Волчий Зуб, я пригласил сюда под предлогом юбилея Аманду Джадд с ее мужем и Грейс, которая, к счастью, уже два года не была моей секретаршей, — между прочим, ушла она от меня сама, и расстались мы в очень хороших отношениях — я ведь тогда и понятия не имел о ее истинном занятии. Я пригласил гостей и придумал этот конкурс. И вместе с Гарольдом мы собирались избавиться здесь от этой ядовитой кобры. Мой замысел был прост: на второй день пребывания я должен был попросить ее подняться с нами на башню и снять нас вместе с Гарольдом на память. И тогда он должен был выстрелить ей в лицо из газового пистолета одурманивающим зарядом, а я накинул бы ей на шею фотоаппарат, и мы вместе перебросили бы ее через барьер вниз, разумеется не со стороны суши, а со стороны открытого моря, где никто бы этого не заметил. Если бы поблизости была лодка, мы бы выждали. Потом мы сбежали бы вниз, крича всем, что Грейс хотела нас сфотографировать, взобралась на барьер, споткнулась и упала. И уверяю вас, что никто — ни вы, ни ваш друг Паркер — никогда бы не подумали, что двое таких уважаемых и солидных людей могли бы вместе убить очаровательную, молодую женщину, о которой, пока она была жива, никто и слова дурного не сказал. Мы были абсолютно уверены в успехе. Никаких угрызений совести у меня не было. Шантажист — самое гнусное из созданий. Но Гарольда ужасал сам факт нашего поступка…