Кузюки (Никольский уезд)
Н.С.: Поезд быстро мчался по гладкому, ровному, как скатерть, полотну Котласско- Пермской железной дороги, оставляя позади громадные хвойные леса, тянущиеся по той и по другой стороне пути. Раздался гудок паровоза, и эхо его звонко отозвалось в глубине девственного леса, скрывающегося за горизонтом. Поезд стал уменьшать ход. «Станция старообрядческая», — заявил кондуктор при остановке поезда.
Первые семь верст от станции по направлении к починкам — топь. Ехать по ней невозможно. Лошадь вязнет и утопает в липкой грязи, едва двигаясь вперед, мы эти версты пробирались по бревнам, раскиданным рукою крестьян, когда они прорубали дорогу к железнодорожной станции. Приходилось идти с большой осторожностью, по местам прямо балансировать, чтобы не погрузиться в жидкую грязь. Соскользнешь с бревна и опустишься в болото. По обеим сторонам дороги — лесная чаща из елей, берез и осин. Куда не кинешь взгляд — везде дикая, но очаровательная в своей простоте заросль. Глаз услаждается словно искусною рукою насажденными кустами зеленых с громадными, как у восточных пальм, листьями папоротников, у подножия которых приютились семейства голубых незабудок. Там и сям около пней виднеются бледно-розовые цветочки северной полянки. Haд лошадью тучи комаров, над нами — тоже. Отмахиваемся от них широкими листьями папоротников, но напрасно. Жарко. Пот ручьями льёт с лица. Но вот кончился лес. Мы вздохнули легче. За полем открылся хутор — несколько домов в густой зелени деревьев. Это починок Максим, своим видом производящий такое впечатление, что тут у жителей — всего полная чаша. В починке все жители — раскольники.
С.К.: Вам не кажется, что последнее слово этого фрагмента звучит резким диссонансом ко всему его строю? Кругом так хорошо, тяжеловато, конечно, но всё равно хорошо, и вдруг — раскольники. Аномалия, противоречащая естественному строю земного бытия.
1905
Н.С.: Первородный сын Церкви Государь наш издал закон о веротерпимости. Старообрядцы ныне получили право иметь свои моленные, наставников, освобождающихся от воинской повинности и податей, монастыри.
«Государь-то ныне за нас, — с жаром повествует одна старушка-старообрядка. — Недавно он был в нашей моленной в Питере. Вею службу батюшка на ногах выстоял. Говорил нашим: «Знаю, что церковная вера — неправая, да делать мне нечего». На прощание много денег дал на моленную».
«Царь на нашей стороне — с горячностью говорил соседям молодой старообрядец- спасовец, — если кто нас теперь назовет староверами — в морду залеплю. Пойдете жаловаться — ни какой суд меня не накажет за это». «Да вы молитесь ли за царя-то, за милость?» Старообрядец заградил уста. Он не молится за благочестивого Государя.
Недавно вернувшийся из Москвы Самсон-старовер говорил православным, что миссионеры теперь уже не будут ездить, а про меня разнесли молву, что я ушёл в старую веру.
C.K.: Следников ни одним словом не выразил своего отношения к изменению религиозного законодательства. Он, искренний монархист, не мог осуждать действия Государя. Мне кажется, он даже думать запрещал себе о том, что царь что-то сделал не так. И всё же, разве не почувствовали православные, боровшиеся с расколом, что их предали? Получалось, что все их труды были напрасны.
Н.С.: «Теперь много наставников, у каждого своё стадо, на всех хватает дела, а когда официальный-то наставник будет — пойдет рознь». Василий Немытышев убедительно просил нас сообщить ему, не будут ли насильно заставлять старообрядцев строить моленные и избирать официальных наставников. Этого они более всего боятся. Удивительно, ранее раскольники с негодованием высказывались по поводу преследования их предков правительством, ныне же недовольны дарованной свободой.
C.K.: Боялись они, конечно, напрасно, но логика их страха вполне понятна. Старообрядцы решили, что во всем теперь уравнены в правах с православными и жить теперь будут во всем, как православные. Раньше они могли попрекать Церковь её исключительным положением в империи, но ведь они же прекрасно видели, как Церковь корчится под государственным руководством, делая только то, что велит её власть. И вот тут они вздрогнули- а что если и с ними теперь будет так же? Им вроде бы как бы даровали свободу, но не получится ли так, что на деле у них свободу отберут? Они вдруг почувствовали, что раньше-то как раз они и были свободны. Это очень актуальная для нас проблема. Мы не всегда понимаем, что государственная Церковь есть Церковь порабощенная.
H.C.: «А я так не попал в раскол», — сказал смелый мальчик лет 12–13, когда женщины выражали свои колебания, не окреститься ли им «в веру». Он рассказал: «В прошлом году я заболел зимой. Тяжело лежал. А староверы всегда тут и есть, где появится больной. Пришли ко мне и стали уговаривать перекреститься. Отец говорил мне: «Как хочешь», а мать твердит: «Надо исправиться». Я не хотел. Поучившись перед тем полгода в школе, я узнал, что старая вера — не истинная. Мать сильно настаивала на своём, пришёл уже в избу и наставник Андрей. Стали готовить воду для крещения. Я, хоть и слаб был, выбежал на улицу. Не хочу идти в старую веру. Так и остался православным.