МАТЬ. Ты больше не любишь меня.
ВЕРНЕР. Еще до Нового года я поеду в Гаагу. Ты довольна?
МАТЬ. Разве у тебя уже отпуск?
ВЕРНЕР. Нет, мама, конференция. Будет решаться вопрос о розничных ценах. В рамках Общего рынка.
МАТЬ. Да-да-да, все постоянно дорожает.
Пауза. Хор.
А рынок во Фридерикендорфе... Он все еще по средам? До двадцать пятого года он даже был два раза в неделю. По средам и пятницам. Когда тебя еще не было на свете. Да, ты тогда еще не родился... Если вам захочется морской рыбы, помни, самая лучшая у Гинца. У Гинца рыба всегда свежая. Спереди, возле кирхи, во втором ряду. Или, если считать от аптеки, - в четвертом. Или пятом?.. Ах ты, господи! Во всяком случае, его зовут Гинц.
ВЕРНЕР. Рынок во Фридерикендорфе больше не существует.
МАТЬ (замирает, затем делает вид, что не услышала). Тебе лучше всего записать фамилию - Гинц! У него всегда лучшая рыба. И скажи Ильзе. Он из тех Гинцев, что живут в Ветценхаузене. Там у них большая усадьба. Запиши фамилию, Вернер. (Достает из сумочки ручку.) Пусть Ильза всегда ходит только к Гинцу. Если ей захочется свежей рыбы. На, пиши...
ВЕРНЕР. Мама, рынок во Фридерикендорфе ликвидирован. Уже пять лет. Рынка во Фридерикендорфе больше нет.
МАТЬ. А почему? Почему там нет больше рынка?
ВЕРНЕР. Его поглотил мелкооптовый супермаркет.
МАТЬ. Его поглотил супермаркет? И вы ни разу не сказали мне ни слова.
Пауза. Хор.
ВЕРНЕР. Ты опять ревешь?
МАТЬ. Вы мне ни о чем никогда не рассказываете.
ВЕРНЕР. Морская рыба есть теперь и у нас. Открыли рыбный магазин.
МАТЬ. Ну, тогда другое дело. (Собирается чистить туфли, но спохватывается.) Господи, а я уже надела блузку... (Снимает блузку и надевает халат.) Значит, у вас все благополучно...
ВЕРНЕР. Да.
МАТЬ. И ты ездил в Гаген?
ВЕРНЕР. Нет, поеду сразу после Рождества. Но, правда, в Гаагу.
МАТЬ. Будь осторожен в поезде, если захочешь снять пиджак. И когда тебе нужно будет выйти, захвати бумажник с собой. А лучше всего - опять надеть пиджак. Не то люди Бог знает что подумают.
ВЕРНЕР. Мама, да перестань же.
МАТЬ. Вот, вот, вы никогда ничего не слушаете. А людей так легко обидеть. Очень легко, Вернер. Ведь если ты станешь доставать бумажник, для твоих попутчиков это будет как пощечина. Поверь, я хорошо знаю людей. У дяди Густава как-то раз, когда он ехал поездом из Шенталя до... Куда же постоянно ездил Густав, когда он, слава Богу, наконец обручился? Их малышу тогда было уже полтора года. Просто срам. Но куда же он все время ездил? Во всяком случае, у него все стащили. Пятьдесят марок, всю мелочь и все документы. Но как же я могла забыть, куда он ездил? Густав тогда еще учился. Да, ему нелегко приходилось. Пока он не перешел на городские бойни. Но куда же он ездил тогда? Как бы то ни было, я была счастлива, что он в тот раз его не поймал. При его-то вспыльчивости. Собственно, из-за этого отец никогда с ним не ладил. Потому что Густав всегда сразу взрывался. Ярко выраженный необузданный характер. Но куда же он тогда ехал? И вышел-то он из купе только, чтобы сделать по-маленькому. Да-да-да, он пошел только пописать. Вот таким был твой дядя Густав. Ну, скажи мне, куда он постоянно ездил.
ВЕРНЕР. Не скажу.
МАТЬ. Ты и сам не знаешь.
ВЕРНЕР. Я не скажу тебе.
МАТЬ. Он ездил в Альберсдорф.
ВЕРНЕР. Твоя память оставляет желать лучшего. Весьма...
МАТЬ. Конечно же, он ездил в Альберсдорф.
ВЕРНЕР. Дядя Густав ездил в Альберсдорф, а его невеста сидела и ждала в Кляйнмюленфельде.
МАТЬ. Я всю свою жизнь на вас положила, и вот благодарность.
Пауза.
Но все равно, Вернер, будь в поезде осторожен, если тебе захочется пипи.
ВЕРНЕР. Мама, я езжу на машине. Мне нужна маневренность.
МАТЬ. Но то, что она жила тогда в Кляйнмюленфельде...
Чистит туфли. Пауза. Хор.
Детей вы берете с собой?
ВЕРНЕР. Детей?
МАТЬ. Некоторые ездят теперь в отпуск без детей. Вот до чего мы докатились.
ВЕРНЕР. Я еду в Гаагу по делам.
МАТЬ. По делам... А где это - Гаген?
ВЕРНЕР. Гаага находится в Голландии.
МАТЬ. Ага... Подойди-ка поближе.
Вернер подходит к ней. Она - шепотом.
Ты бы мог хоть разок подарить своей старой матери цветы. Это любой женщине приятно. В особенности - тюльпаны из Голландии. Они же там очень дешевые. Ты привезешь мне огромный букет тюльпанов из Голландии. Сделаешь мне сюрприз? Чтобы все здесь лопнули от зависти... Мой сын теперь ведет дела даже в Голландии.
ВЕРНЕР. Мама, да они уже несколько лет намазывают себе на хлеб мою дешевую деревенскую ливерную. В Голландии, в Бельгии, в Италии, во Франции, в Дании, в Норвегии, в Швеции, в... - да повсюду. И скоро - даже в Чехословакии.
МАТЬ. Значит, им вкусно. А кто ее там продает? Ты же совсем их не знаешь, Вернер, большинству людей нельзя доверять. Как-то раз в Ветценхаузене отцу отказались продать двух телят. Хотя обо всем договорились заранее. Даже ударили по рукам и дали слово. Это было... в конце тридцать первого. Кто-то предложил им больше. Он был, кажется, откуда-то из-под Шенталя. Чтобы ты знал, если и тебе придется... Ты ведь бываешь повсюду. Да, люди, люди... (Пауза, она продолжает чистить туфли.) Но как чудесно, что ты теперь часто бываешь в Гагене. Только езди осторожно. Ради меня. Иной раз это случается, как по расписанию, и человека нет. (Плюет на туфлю.)
ВЕРНЕР (с отвращением, зло). Хельга Кох была на пять лет моложе тебя. Еще утром вы с ней ели рогалики...
МАТЬ. Странно, я сейчас тоже об этом подумала.
ВЕРНЕР. Я знаю.
МАТЬ. Да? (Короткая пауза. Затем так же зло.) Вернер, куда ты дел пилочку Руди? Ты ее в карман спрятал? Пилочку Руди...
ВЕРНЕР. Проглотил.
МАТЬ. Ты же не ребенок, Вернер. Отдай пилочку, которую мне подарил Руди.
ВЕРНЕР. Убери руки.
МАТЬ. Как Хельга Кох. Взяла, даже не спросив, когда меня назначили дежурить на кухне. А потом умерла. Но я тут же забрала пилку с ее стеклянной полочки. Еще до того, как все опечатали. Отдай ее мне.