— Товарищ лейтенант, все их огневые как на ладошке. Почему не уничтожаем?
— Время еще не приспело, Евдокимов, да и снарядов у нас мало. Не до жиру.
В этих словах была горькая правда. Артиллеристы открывали огонь в редких случаях. Батарея 120-миллиметровых минометов имела лишь неприкосновенный запас и совсем не стреляла. Батальонных минометов не было. Ротные только постреливали трофейными минами из трофейных же минометов. Да что там артиллерия и минометы? Почти все вражеские солдаты вооружены автоматами, а наши красноармейцы — винтовочками образца 1891 — 1930 года. Вот и кричали зимой испанцы: «Рус, дай шапку — два автомата отдам». А весной: «Рус, скоро буль-буль, буль-буль». Имея в виду, что прогонят на правый берег Волхова, вышибут с плацдарма. Так-то оно так, но почему они не разбивают наши дзоты? Тоже ведь каждый на учете и внесен в схемы.
— А потому, Евдокимов, что знают: сегодня разобьют — завтра новый вырастет. Нет смысла снаряды тратить.
Демьянюк был на семь лет старше его, в армии служил с тридцать седьмого года, не раз контужен и ранен. Такого ротного, на удивление спокойного, выдержанного, никогда не повышающего голоса, поискать надо. В его присутствии Евдокимов чувствовал себя подготовишкой и, так понимая свое положение и разницу между ними, дальше спорить не стал, однако не во всем и согласился.
* * *
Этот осенний день обещал быть теплым. Таким и выдался. Поднявшееся над лесом солнце светило ярко. На небе не было и облачка. К полудню воздух стал тугим и жарким. Хотелось спать, как спали, не шелохнувшись и единым листиком, деревья. В это время он и уловил что-то недоброе в тишине на передовой. Свои иногда постреливали, а фашисты молчали. Немцы — испанцев перевели на другой участок фронта.
Демьянюк в своем недалеком КП тоже забеспокоился и послал с новым ординарцем — Михалев недавно попал под шальную ночную пулю — записку: «Будь внимателен! Что-то очень уж тихо у тебя».
А тишина продолжалась и все сильнее била по нервам. Уж не затевают ли фрицы новую разведку?
Обычно день на передовой проходит незаметно: кто спит, кто пишет письма, кому-то надо помыться, что-то починить, почистить оружие, газеты и письма принесут — опять дело есть, два раза поесть надо, глядишь, и темнота подкрадываться начинает. А этот тянулся и тянулся, еле обеда дождались. Потом Евдокимов сам прострелял нейтральную полосу. К нему присоединился «максим» и дзот слева. Немцы ответили — выходит, нет никого на ничейной земле. Взглянул на старшего сержанта Кузнецова, прибывшего во взвод вместо откомандированного Крылова. Тот махнул своей лапищей:
— Нормально, лейтенант.
— Так-то так, но бери-ка ты один танковый, побольше дисков и иди в свое логово.
Логовом он называл расщепленный березовый ствол, оставшийся после удара молнии. Пастухи в мирное время жгли подле него бесконечные ночные костры. Ствол обгорел, стал черным и, как броня, крепким. Все это учел бывший пастух Кузнецов, сам, как этот пень, крепкий, и предложил:
— На бугорке стоит — с него вся нейтралка как на ладони. Если пробить в пне амбразуру, отличная запасная получится.
— Дело говоришь, — одобрил лейтенант. — Действуй. За несколько дней могучий Кузнецов прорубил амбразуру, выкопал окопчик, чтобы двоим в нем просторно было, с нишами для гранат и дисков, и вот приспело время опробовать новую огневую, если немцы, конечно, решатся сунуться.
А они сунулись. Да еще как. Первые орудийные выстрелы еще были слышны, а потом — только разрывы. Один за другим. Один за другим. Без перерывов. Сплошной гул по земле пошел. Заходил ходуном дзот, посыпалась сверху земля. Из амбразуры дзота никакой видимости.
— Оставайтесь пока здесь, — приказал лейтенант бойцам, а сам, схватив второй танковый пулемет и пару дисков к нему, выбежал в траншею.
— Идут? — спросил у Леонова, стоявшего на посту правее дзота.
— Ничего не видно. Дым.
На нейтральной полосе, где-то на середине ее, перебивая друг друга, рвались тяжелые снаряды. Рассмотреть, что творилось за ними, было невозможно.
— Мины подрывают. Значит, пойдут. Увидишь что — дай знать, — прокричал на ухо Леонову и побежал на огневую по другую сторону дзота.
Огневой вал медленно приближался к траншеям. Снаряды подвывали и над головой. Эти рвались позади, где-то у КП роты, а может, и дальше. Пулеметный огонь был такой, что головы из траншеи не высунешь и попробуй разбери в этом грохоте, откуда бьют. Со своих позиций или уже с нейтральной полосы? Неужели в наступление пошли, чтобы в Волхов, как обещали, скинуть?