Я умею молотить,
Умею подколачивать,
Умею шарики крутить,
Карманы выворачивать…
Компания вразнобой подхватывала припев:
Эх. лимоны, вы мои лимончики!..
Матрос на ложках дробно отбивал такт.
Прочие посетители с опаской и любопытством прислушивались к их разухабистому веселью.
Время перевалило за три. «Свой» не появлялся. Сколько ни оглядывал Алексей столики, он нигде не видел бумажного пакета, обмотанного цветной ниткой.
В двадцать минут четвертого он решил, что «свой» уже не придет. Это сильно осложняло положение. Теперь не оставалось ничего другого, как, не откладывая до вечера, идти в уездную ЧК и просить помощи.
Сунув недоеденный корж в карман, он вышел из трактира.
На раскаленной привокзальной площади было пусто, толпа разбрелась, лишь под деревьями, в холодке, сидели нищие да у базарных рундуков бродили женщины с кошелками. Алексей двинулся к ним, чтобы узнать адрес ЧК, и тут увидел Галину.
Она появилась из-за кирпичного здания вокзала и быстро шла через площадь. Было похоже, что домой она еще не заходила: при ней был ее дорожный узелок, поддевочка перекинута через локоть.
Лишь дойдя до середины площади, она заметила Алексея, и ему показалось, что первым ее желанием было свернуть в сторону. Но когда он приблизился, она сказала спокойно и неприязненно, как обычно разговаривала с ним:
— Гуляете? Говорила я вам, что поезд вечером,
— Это я и без вас знал. Куда вы собрались?
— В харчевню. Дома ни крошки съестного.
— А это зачем? — Он указал на ее узелок..
Она бегло осмотрела площадь.
— Через полчаса уезжаю,
— Куда?
— В Парканы, подвернулась оказия. Скажите Шаворскому, что оттуда приеду в Одессу. Надеюсь, не с пустыми руками…
— Есть что-нибудь новое?
— Пока нет. Прощайте, здесь не место для разговоров…
Когда девушка скрылась за дверью трактира, Алексей еще с минуту простоял в раздумье и… пошел за нею.
Теперь искать уездную ЧК не имело смысла. Пока найдешь ее, объяснишь, что к чему, и вернешься, Галины и след простынет. Он принял, как ему казалось, единственно правильное решение: ехать с Галиной в Парканы. Дело надо довести до конца. Будет артачиться — заставить: как доверенное лицо Шаворского, он имел на это право…
У входа в трактир Алексей по привычке огляделся и увидел выходивших из вокзала красноармейцев — патруль. Не от них ли спешила укрыться Галина?..
Теперь он не знал, радоваться ему или сожалеть о том, что «свой» не пришел. Явись тот вовремя, он передал бы ему Галину из рук в руки. Но, с другой стороны, ее неожиданный приход в трактир во время их свидания мог все испортить: она наверняка заподозрила бы неладное…
Веселье в «Днестре» шло на полный ход. Около помоста раздвинули столы. Матрос и один из его собутыльников, положив друг другу руки на плечи, яростно молотили пол каблуками.
Галина сидела одна у входа на том самом месте, с которого несколько минут назад встал Алексей.
Когда он появился на пороге, она резко вскинула голову. Испуг, злость, растерянность, досада — все это одновременно отразилось на ее лице.
— Вы?! В чем дело?..
Не отвечая, Алексей смотрел на ее столик. Рядом с глиняной миской, в которой дымилась мамалыга, лежал небольшой пакет из плотной оберточной бумаги, накрест перевязанный синей шерстяной ниткой…
Смутная догадка, родившись в сумятице самых противоречивых мыслей, медленно прошла в мозгу Алексея, но он тотчас отбросил ее. Галина?! Галина имеет какое-то отношение к чека?.. Нет, невозможно!..
Он так привык считать ее завзятой контрой, так проникся уверенностью, что она из кожи вон лезет, чтобы выслужиться перед Шаворским, что эта мысль показалась ему в первый момент самой дикой нелепостью.
Но факт оставался фактом: вот он, трактир «Днестр», вот пакет, перевязанный синей ниткой, — знак, по которому должен быть опознан «свой», и рядом сидит Галина, одна, и пакет, видимо, только что вынут из ее дорожного узелка. Не снится же ему все это!
Перехватив его взгляд, Галина подалась вперед и накрыла пакет локтем.
И тогда, чувствуя, что все в нем до дрожи напряглось, Алексей спустился по лестнице.
— Что вы ходите за мной?.. — свистящим шепотом произнесла девушка. — Провалить хотите? Кругом шпики!..
— Тихо, — сказал Алексей, — дело есть. — Он придвинул стул и сел напротив нее. — Слушайте, я нашел одного нужного человека. Дайте карандаш адрес записать…
Его слова не сразу дошли до сознания Галины. Она продолжала сидеть неподвижно, привалившись грудью к столу и по-прежнему судорожно накрывая локтем свой бумажный пакет. Потом что-то расслабилось в ней, глаза растерянно мигнули, на лице появилось такое выражение, какое бывает у ребенка, увидевшего, как в руках фокусника, откуда ни возьмись, вспыхнул огонь.
— Что? — переспросила она. — Карандаш? Бам?!
— Ну да, мне.
— Карандаша нет, пишите угольком… — почти беззвучно произнесла она и тряхнула головой, точно отгоняя наваждение. — Нет… Не может быть!
— Может, — уже вполне убежденно сказал Алексей. — Может, как видите!
Облизнув разом пересохшие губы, Галина медленно отстранилась к спинке стула.
— Подождите, — сказала она, — подождите… — и потерла пальцем висок. — А чей-то адрес?
Ей нужны были еще доказательства.
— Василия Сергеевича, — сказал Алексей. — Фамилия известна?
— Инокентьев..
— Вот именно.
— А кого вы еще знаете?
— Ну, Оловянникова.
— Как его зовут?
— Геннадий Михайлович.
— Разве они не предупредили вас обо мне?
— Я никого не видел перед отъездом. Получил записку с паролем и местом — трактир «Днестр», в три часа да вот бумажный пакет… Там было сказано «свой» — я думал, мужчина…
С минуту они молчали, разглядывая друг друга, еще боясь верить и уже веря, что все это наяву.
— Вот это да! — Алексей в полном ошеломлении поскреб ногтями затылок. — А я вас ликвидировать собирался!
Галина так и подскочила. Глаза ее стали круглыми как пятаки.
— Вы — меня?! — чуть не закричала она. — Да знаете ли вы!.. — Она испуганно оглянулась по сторонам и зашептала, наклоняясь через стол: — Да знаете ли вы, что я из-за вас целый день потеряла! С утра глаз не свожу. На берегу сидела, пока вы спали, боялась отойти, чтобы не упустить! Как назло, никто не прошел, не проехал, а то вы бы давно уже объяснялись с Недригайло в уездной чека! Подумать только: он меня ликвидировать хотел!..
Алексей вспомнил, как купался в Днестре в чем мать родила, и густо побагровел.
— Шутите!..
— Хороши шутки! Весь день по жаре вещи с собой таскаю! Думаете, я не видела, как вы сюда пришли? Ого! Я потому и задержалась, что побежала за помощью. Вдруг она нахмурилась: — Кстати, к вам никто не подходил?
— Когда?
— Да вот сейчас на площади?
— Нет, — сказал Алексей.
— Батюшки мои! Они, наверно, там караулят! Сидите, их надо предупредить!
Она вскочила и, легко взлетев по лесенке, выскользнула на улицу.
Алексей видел через полукруглое подвальное окошко, как она подбежала к водоразборной колонке, где в ожидании стояло пятеро красноармейцев. Это был тот самый патруль, который появился из вокзала, когда он открывал дверь трактира…
Били каблуки об пол, взахлеб разливалась гармошка, хмельные голоса орали припевки, и кто-то взвизгивал: «И-их!.. И-их!..» — подзадоривал танцующих. Все было так же, как пять минут назад, и все было по-другому. — Галина — «своя»! Вот это номер!..
Алексей стал вспоминать, что произошло за последние четыре дня, и почему-то прежде всего вспомнил, как подсаживал девушку в окно вагона и в воздухе беспомощно мелькнули ее маленькие крепкие ноги в сбитых матерчатых «стуколках», как потом она сидела с затвердевшим недобрым лицом, слушая рассказы попутчиков. Теперь все приобретало иной смысл… Еще он вспомнил, как она побледнела, услышав крики истязуемых бандитами продотрядовцев. Алексей, грешным делом, подумал: «Слабонервная контра, тебя бы этак!..» А ведь она в тот момент испытывала то же, что и он. Она была своя, понимаете, своя! Эта девушка с тяжелым узлом волос на затылке и нежным, тонко выточенным лицом была такой же, как другие наши девушки на стройках, в райкомах, в госпиталях. Только чуточку смелее, рискованнее…