Доктор. Ну, банка варенья ей не повредит, хотя это может послужить дурным примером… Хорошо, мистер Киснет, на сегодня достаточно. Отправляйтесь завтракать.
Киснет. Доктор, но я еще хотел…
Доктор. Завтракать, завтракать, мистер Киснет. У меня еще куча дел…
Киснет. Вы спрашивали про миссис Летузель. Так вот, тут дело нечисто, доктор. Вы знаете, кто она? Кто такая эта старуха? Она… она – шпионка!
Доктор. Шпионка?
Киснет. Вот именно!
Она хочет пронюхать, доктор, насчет этого самого… (Неопределенным жестом указывает вокруг и на занавес, где убрано лабораторное оборудование.)
Доктор. Нельзя ли человеческим языком?
Киснет. Тсс! Я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Она… хочет… узнать… над чем… вы… работаете!
Доктор. Возможно. Ну и что?
Киснет. Как «ну и что»? Мы, конечно, представляем себе важность вашей работы…
Доктор. Откуда?
Киснет. То есть как?
Доктор. Откуда вы знаете, что моя работа такая важная?
Киснет. Как же… Это, доктор, само собой. Я вот на днях говорю мистеру Эльфику: «Доктор Эхинокук, говорю я ему, это, что называется, светлая голова, мистер Эльфик. Подлинный ученый. А чем он занят у себя в лаборатории, говорю я ему, этого мы ни в жизнь не поймем, хоть двадцать лет будем думать. Где нам!» Вот и выходит, что это очень важная работа.
Доктор. Гм…
Киснет. Между нами, доктор…
Доктор. Вот что, мистер Киснет. Вы говорите уже целых десять минут и не сказали абсолютно ничего. А между тем вы сорвали мне опыт! Я хотел бы на длительный срок быть избавленным от вашего общества! (Уходит.)
Киснет. Эх, досада. Что называется, неприятный поворот. Но это еще ничего не значит, вот что я вам скажу. Ого! Конечно, нет. Случается и мне открыть этому доктору кое-какие примечательные истины. Можете не сомневаться, он мне цену знает. (Поет.)
Ой-ой! А это что? (Замечает лежащий на полу лист бумаги, выпавший из тетради доктора во время замешательства с опытом. Подбирает его.)
Доктор обронил свои… Э-эй, доктор! Доктор! Доктор, вы обронили свои… Не слышит. Далеко. Ну и отлично. (С каждым словом голос его звучит тише, переходит на шепот.) Только какая от этого польза – ума не приложу. Значки какие-то, расчеты, арифметика, алгебра всякая, расчерчено, зачеркнуто, чего эти врачи пишут – никогда не разобрать… «Оптимальный возраст и предварительно определенный минимум возрастного снижения… тридцать, сорок лет, пятьдесят…». Список какой-то… ого! «Летузель, Гнилль, Горлопэн, Эльфик»… гм, «Киснет». Не знаю, что это, только, наверно, гадость какая-нибудь. Но здесь их фамилии тоже, не только моя. Ну что ж. Береженого бог бережет. Бумажку спрячем.
Входит санитар Робинсон.
(Поспешно прячет бумагу в карман пиджака.) А, мистер Робинсон! Что-нибудь потеряли? Или забыли здесь? Нет-нет, я ничего не видел… но я посмотрю, посмотрю, ха-ха-ха!.. Всего наилучшего!
Санитар уходит.
Здесь опасно. Надо убираться. Пойду-ка поищу Летузель, посмотрю, что сегодня затевает старая перечница. Может, удастся чем-нибудь поживиться. Ха-ха-ха!.. Кто знает…
(Уходит, напевая.)
Сцена вторая
Голос из репродуктора: «Мистер Эльфик, мистер Эльфик, вас просят в кабинет старшей сестры. Мистер Эльфик, пожалуйста, войдите в кабинет старшей сестры». Появляется миссис Летузель, она катит инвалидное кресло, в котором сидит миссис Гнилль.
Гнилль. Нет, нет… Вовсе нет.
Летузель. Уверяю вас, дорогая.
Гнилль. Вы ошибаетесь.
Летузель. Выходит дороже.
Гнилль. Нет.
Летузель. Право, гораздо дороже. К тому же индийский полезнее. В нем меньше танина.
Гнилль. Как вы сказали?
Летузель. Я говорю, дорогая, в индийском чае мало танина. Китайский чай разъедает.
Гнилль. Разъедает?
Летузель. Внутренности, дорогая. Он очень едкий.
Гнилль. Да?.. Я говорила с доктором Эхинокуком. Он сказал, что раз хочется – можно пить китайский. Он сам так сказал. Я люблю китайский чай.