Шли, избегая открытых площадей. Из-за высокой травы и зарослей кустарника между деревьями идти, словно по воде, высоко поднимая ноги, было нелегким делом.
Зоненнбах постепенно пришел к приятному для себя выводу, что разведгруппа направилась в сторону шоссейной дороги, невольно способствуя его затаенным планам. Настроение поднялось, и он уже почти знал, в какой точке будет очередной привал его похитителей. Решение бежать вспыхнуло в нем с удвоенной силой. Местность ему была знакома. Он исходил ее не так уж давно вдоль и поперек, выполняя секретное задание по изысканию потаенных, безлюдных мест для строительства бункеров подземного городка-казармы для одной из пехотных бригад или дивизий из резерва Генерального штаба Вермахта. Норы-казармы появились в известных ему районах, подобно пчелиным сотам, охраняемые до поры жидкими гарнизонами. Об этом, с его же слов, стало известно командиру. Потому-то и велика у него была страсть к мести.
Черемушкина же в эти минуты полностью захватила идея операции по захвату в плен начальника штаба армейской группы «Феникс» бригаденфюрера СС Вайса. То было делом сложным и опасным, но нужным, просто необходимым, сулившим в случае удачи раскрытие многих тайн, скрытых в стальных сейфах противостоящей группировки.
«Выходить навстречу приближающейся машине с Вайсом и его эскорту — только переодевшись: мне — в форму гауптштурмфюрера СС, а Наташе — в форму штурмфюрера. На всякий пожарный случай не будет лишним еще один участник игры в кошки-мышки со смертью. Кого взять? Антонова? Подойдет. Парень хваткий, смелый, жаль, нет Юрского. Подожди, подожди. А как же с машиной? Господи! Хотя бы на час. Без транспорта шансы наши невелики. Выйти на шоссе из лесу? Это же провал! Машины, наверняка, не остановятся, а нас сметут с дороги, как пылинку. Пойти на риск и применить бросок гранат под машины и автоматный огонь? Уцелеет ли при этом сам Вайс? Если окажется ранен — будет ли он транспортабелен? Что же делать, черт возьми?.. Постой, постой… В своей длинной речи Зоненнбах заикнулся о стоящих от Станички по шоссе двух заставах, каждая в четырех километрах друг от друга. Подходит нам вторая на восьмом километре. А если не выйдет, погорим… Жаль, очень жаль Наталью!.. Но назад брода нет. Сгорим! В одной упряжке умирать не страшно. Придется прорепетировать роли. С прибытием самолета сама собой отпадет необходимость встречи с нашим человеком в Станичке, Федором Карзухиным. Жив ли он, бедолага? Беда с этими анодными батареями — питание радиостанции до срока село, а рацию на „ганомаге“ своевременно не раскурочили. Все должно начаться со звонка, поданного самим Вайсом, а это зависит не только от педантичности обергруппенфюрера Веллера, а и от многих взаимосвязывающих причин. А вдруг пустынное утром шоссе запрудит немецкий военный транспорт? Сомнения, сомнения, сомнения — и нет пока толкового ответа на эти вопросы…»
Черемушкин споткнулся, угодив носком ботинка в петлю спутанных между собой стеблей пырея, чертыхнулся в душе от досады, остановился.
— Командир, — доложил Касаткин, — до намеченной точки ночного отдыха — километра два с гаком. Путь трудный, люди порядком устали. Привал просто необходим.
— Не возражаю. Совет твой на разбор условий назревающей операции принимаю.
Он подозвал к себе Коврову. Тихо поговорил с ней о чем-то. Та, внимательно выслушав, согласно кивнула толовой.
Зоненнбах за всем этим незаметно, внимательно наблюдал.
Солнце неуклонно шло к западу.
— Капитан! — Перед Зоненнбахом стояла женщина, которой он, скрывая истинные чувства, искренне симпатизировал. — Мы не должны участвовать в беседе старшего с подчиненными…
— О! Секреты, тайны! Очень хорошо! Чем станем заниматься, фройлен? — поинтересовался пленный, посматривая на отливающий синевой в ее руках автомат. «Прыгнуть бы к ней и приемом самбо вырвать оружие…»
Та, словно поняв его мысли, усмехнулась:
— Молчанием. Говорят, что это искусство вырабатывается веками человеческой жизни. Поэтому и бытует поговорка: молчание — золото.
— О! Мне почему-то кажется, простите, даже уверен, что по происхождению вы — чистокровная немка… Как бы отлично ни владел человек иностранным языком — акцент все равно заметен. Но у вас…
— Я не нахожу причин говорить с вами, капитан. Вообще бранденбуржцы отличаются своей развязностью, а главное — непостоянством и болтливостью.
— Я действительно бранденбуржец. Но откуда вы все это знаете?