Вопреки рассказам, порой анекдотическим, про психику, рассеянность и невнимательность Рейхсканцлера к своим оппонентам, Адольф Гитлер принял Веллера доброжелательно, был исключительно внимателен, нетороплив, особенно в расспросах о моральном состоянии вверенных ему войск. Интересовало Рейхсканцлера все: вооружение, обеспечение техникой и огнеприпасами, питанием и одеждой. Отдельно коснулся вопроса политики по отношению к местному населению, к военнопленным советской армии. Доходил до мелочей. И, смотря прямо в глаза группенфюреру, не напоминал тому прошлых неудач и ошибок. Веллеру как-то совершенно не верилось, что перед ним ни кто иной, как собственной персоной Адольф Гитлер. Рейхсканцлер отошел чуть в сторону, словно в раздумье крутнул пальцем левой руки большой шар глобуса в сияющем медью гнезде, перешел к огромной, висевшей почти во всю стену карте, и, вновь вернувшись к Веллеру, спросил тихо, но требовательно и четко, давая тому понять, что не потерпит ни малейшей фальши с его стороны:
— Генерал! Критическая оценка вами, как профессионалом, состояния обороны непосредственно на вашем участке фронта и дальше? Считаете ли вы, что положение Германии не столь уж драматично, как кажется, а ее вооруженные силы имеют еще нерастраченные резервы прочности?
— Мой фюрер! — дрогнувшим голосом произнес Веллер, неотрывно смотря в осунувшееся, с желтинкой лицо Гитлера. Тот, при слове «мой», взглянул исподлобья на вытянувшегося перед ним группенфюрера. — Это, без прикрас, мое личное мнение: при сокращающемся расстоянии до границ Дойчланда немецкий солдат дерется с возрастающим упорством. Я уже не говорю о рядовом составе и офицерском корпусе СС. У моей родины Германии еще достаточно пороху и сил для защиты. Больше мне нечего сказать…
Присутствующие при этом генерал-полковник авиации Штумпсытой, полный, с белым обрюзгшим лицом, и адмирал фон Фридербург, тонколицый, с острым носиком, в черной морской форме, одобрительно кивнули головой, отмечая при этом непринужденную прямоту группенфюрера.
Гитлер, судя по его виду, остался очень доволен ответом командующего армейской группой войск под кодовым названием «Феникс», укрепившего веру в трудную, но вполне возможную, победу Германии над большевизмом. Если даже надежда на реванш потерпит окончательную неудачу, то не исключено, найдется иной путь классического решения задачи — сохранить Германское государство в соответствующих рамках границ линии Керзона.
«Вот, господа, — осмотрел присутствующих Гитлер, — ответ, достойный подражания. Благодарю вас, обергруппенфюрер. Вы свободны!»
В салон вошел командир корабля и склонил голову перед генералом:
— Обергруппенфюрер! Должен сообщить вам досадную неприятность. Резко нарушился рабочий режим правого мотора. Приборы отмечают критическую температуру масла. Пилот истребителя, сопровождающего нас в полете, по радио предупреждает о появлении в правом моторе искристости. В связи с возможным его возгоранием двигатель отключен.
— Как я понял, мы идем на одном моторе? — спросил Веллер приподнимаясь.
— К великому сожалению, обергруппенфюрер. Возможна вынужденная посадка.
— Надеюсь, ничего опасного? Я застегну ремни безопасности…
— Простите, группенфюрер. Убедительно настаиваю на том, чтобы надели парашют. По-всякому может случиться. Штурман и борттехник помогут подогнать лямки и проверить работу замков. Не беспокойтесь. Если придется прыгать, то первым уйдет вниз пилот. За вами штурман.
— Премного благодарен. Знаю эти ваши штучки! Под зад коленом — не велика наука, — усмехнулся Веллер. — Я же должен в семь утра, как условились с Вайсом, быть на аэродроме в Кобылино.
— Это техника. Перед вылетом из Берлина все было скрупулезно проверено… Никакого сбоя…
— Хорошо, давайте парашют. Это будет мой двенадцатый. Кстати. Со мной нет моего адъютанта. Прошу, зашифруйте своим кодом радиограмму и передайте ее по своим каналам. Она коротка: «Задерживаюсь пути Веллер».
— Отлично. Все будет выполнено, герр группенфюрер. Признаться, очень беспокоился, какова будет ваша реакция на бурно дышащий пятый океан…
Самолет, заметно снизив скорость по сравнению с прежней, полз по-черепашьи, медленно теряя высоту.
— До предместья Варшавы Сохачева, исключительно оборудованного аэродрома, около ста километров. Расстояние по нашим летным меркам чепуховое, — успокоительно произнес командир, и в его голосе слышались подобострастные нотки.