«Четыре золотых кольца с бриллиантами, серьги бриллиантовые с изумрудами, две золотые цепочки, золотой брелок с голубой эмалью и изображением женской головки, ажурный браслет золотой, две десятирублевки царской чеканки, шесть ложек обеденных, шесть чайных, шесть десертных – все серебряные, часы японские «Сейко“, облигации на тысячу пятьсот двадцать рублей…»
Похоже было, что при составлении списка Школьниковым руководила горечь утраты ценностей. Он сидел притихший. Теперь его было не узнать.
– Вы все указали? – спросил Таранец, откладывая лист в сторону.
– Все. Жулик взял, как говорится, подчистую, – откашлявшись, произнес Школьников хорошо поставленным голосом. Сейчас он производил впечатление вполне покладистого человека. – Я попытался изобразить внешний вид, конфигурацию похищенных ценностей. Думаю, вам это понадобится. – Школьников из бокового кармана пальто достал другой лист бумаги.
Таранец подколол его скрепкой к первому. Про себя отметил, что рисунки сделаны достаточно умело.
– Я, можно сказать, теперь на бобах остался, – начал Школьников.
– Не только вы, жена тоже, – уточнил Таранец. Школьников словно поперхнулся.
– Конечно, и жена… Семья одна, – согласился он. – Серьги – ценность необыкновенная. Год назад один специалист сказал, что стоят они не меньше пятнадцати тысяч! Девятнадцатый век…
– А золотые десятки тоже оценил? – поинтересовался Таранец и, словно наткнулся на мелькнувшую догадку, взял опять в руки плотный лист бумаги с рисунками похищенных вещей. Золотых монет на нем не было.
Школьников взглянул на Таранца и сдержанно улыбнулся.
– Эти десятки памятные. Не для продажи. Я закон знаю. Трудно было поверить, что всего два часа назад он был несдержан.
– Кто этот специалист?
– Случайно в Трускавце познакомились. У источника. Он заинтересовался серьгами. Потом встретились еще раз, тогда назвал цену.
Попытки Таранца выяснить личность незнакомца из Трускавца угасали одна за другой. Пожалуй, впервые он столкнулся с потерпевшим, который не стремился помочь нащупать хотя бы мало–мальски подходящую ниточку, ведущую к раскрытию кражи.
– Вы напрасно пытаетесь найти воров со стороны. Вор свой, домашний.
Таранец не смог скрыть удивления.
– Да! Да! – уже не сдерживая себя. – Это дело рук сына моей жены. И не ищите других. Помните, я не хотел подписывать протокол? Знаете почему? Скажу откровенно, тогда думал, что вор чужой. – Школьников, словно осуждая себя, укоризненно покачал головой. – Только потом понял, что вы абсолютно правильно записали, что взломов и… как это? – он наморщил лоб. – Да, и отжимов не было. Так должно и быть. И я подписал… Теперь все ясно! Повторяю, кража – дело его рук! У него есть ключи от нашей квартиры. Я прошу вас…
Таранец слушал с интересом. И все же бурная речь Школьникова не произвела на него впечатления, хотя тот и пытался развить свои доводы.
– Это ваши предположения. Наличие ключей ни о чем не говорит. Ему сколько лет?
– Шестнадцать, – голос Школьникова слегка сорвался. В таком возрасте подростки часто бывают несправедливы к родителям. – У мальчишки нет сыновних чувств. Посудите сами: дерзил, грубил, бросил школу, не ночевал дома, советов не слушал… И оказался без образования. Устроился работать, живет в общежитии. Говорят, выпивает…
Таранец спросил:
– А если предположить другой вариант?
– Поверьте, я не ошибаюсь! – Школьников вздохнул. – Уверен, во время моей командировки он ночевал у нас. В конце концов мог зайти в квартиру, когда мы были на работе, – в глазах заметалась ярость. – Как мог он такую подлость сделать? Я завтра же поеду к нему в общежитие и душу вытрясу…
Эти слова встревожили Таранца.
– Вы, товарищ Школьников, никуда не поедете. Я запрещаю вам это делать. Запомните: розыском заниматься – наше дело. И не надо мешать.
Школьников поморщился как от зубной боли:
– Простите, но вы рассуждаете формально, а наше дело родительское.
– С вашим сыном я разберусь сам. Но прежде выясню некоторые вопросы. Попросите свою супругу позвонить мне днем. Я ей скажу, когда подъехать. Ну что ж, приступим к заявлению. Вы где работаете?
– Начальником отдела в министерстве…
ГЛАВА 4
Гурам сдержал слово. На следующее утро он устроил Тамару и Виктора в гостиницу «Алтай». Номера оказались вполне приличными: рижская мебель, вместительный стенной шкаф, уютные кресла. Сосед Виктора, пятидесятилетний летчик Куприянов из Воркуты, после ухода Тамары искренне сказал: