Он открыл дверь. Перед ним стоял Гурам: гладко выбритый, аккуратно причесанный, с коричневым, в искорку шарфом вокруг шеи.
– Привет! Можно?
– Проходи. – Виктор посторонился.
Гурам переступил порог. Не раздеваясь, откинув полы пальто, сел в кресло и огляделся.
– А у тебя здесь ничего. Как говорят, феше.
Чтобы скрыть волнение, Виктор сунул в карманы дрожащие руки.
– Что феше?
– Фешенебельно, – рассмеялся Гурам. – Живешь словно туз червонный. – Его взгляд был непривычно прощупывающим.
– С твоей помощью, – тускло ответил Виктор. Он еще не остыл от сознания того, что чужие деньги лежат в его кармане. Все походило на неприятный сон. Ему захотелось бежать из этого номера, бежать от Гурама, который по–прежнему пристально смотрел на него. Бежать сейчас же, или случится что–то страшное, непоправимое Гурам спросил его о чем–то, а он не ответил. Но от этого вопроса почувствовал неожиданное облегчение, понял, что Гурам ни о чем не догадывался.
– Чего вчера так тихо ушли? – спросил Гурам. – Даже не попрощались.
– Решили пройтись по городу…
– От проигрыша очухался? Или еще не пришел в себя?
– Времени не было. Все еще впереди, – холодно произнес Виктор.
– Вот как? – Гурам взглянул на него. – Это ты правильно сказал – все впереди. Карты не учебники, где все расписано от «а» до «я». Карты – тонкое дело.
– Я больше до них не дотронусь.
– Не зарекайся! – рассмеялся Гурам.
– У меня сейчас другая забота…
– Скорее бы домой?
– Нет.
– С Тамарой поссорился?
– Нет.
– Слушай, опять «нет» говоришь! Какая твоя забота?
– Достать двести рублей. Матери на пальто.
– Других забот не имеешь? – с ухмылкой спросил Гурам и непроизвольно потер руки.
– Других нет! – уверенно ответил Виктор. – Ты таких забот не знал, не понимаешь… – Он вышел в переднюю, открыл дверцу шкафа и, вытащив из кармана деньги, положил их на место. Между рубашками.
Гурам глубоко вздохнул, подошел к телефону, набрал номер и тут же опустил трубку.
– Что будешь делать теперь? Что намерен предпринять? Грабить, убивать, вагоны разгружать?
Виктору показалось, что Гурам над ним подтрунивает.
– Разумеется, не первое и не второе, – сказал он холодно. – А вот насчет вагонов – это идея. Спасибо, что подсказал.
– Чушь, дорогой! – Ты этого не сможешь. За две сотни знаешь, сколько вкалывать надо? А ты еще картошку чистить не научился.
– Попробую! – ответил Виктор уверенно.
– Не трепись! Хотя попробуй. Сила есть – ума не надо…
– Значит, безвыходное положение?
– Кто так сказал? Оборотистые люди за день зарабатывают и не такие деньги, – сказал Гурам. – Для этого разные способы есть. Нужно подумать…
– Такие способы не для меня. Я не из деловой породы. И никогда ловчилой не был.
Виктор подошел к креслу и, поддернув брюки на коленях, сел против Гурама.
– А кто заставляет быть ловчилой? – Большие черные глаза Гурама смотрели осуждающе. – Просто говорю, что деньги за так нигде не выдаются, их зарабатывают или делают.
Виктор нахмурился.
– Что предлагаешь?
– Деньги лопатой грести можно. Умей только подбирать не спеша. Это я еще в первом классе усвоил, – авторитетно проговорил Гурам.
Виктор воспринял это неодобрительно.
– За счет других? Мы с тобой в разных школах учились!
– Красиво говоришь, – заметил Гурам. – Зачем людей выше себя ставишь? Им, когда у них все в норме, другие до лампочки. Каждый свою копейку жмет. Добро как милостыню дают.
Виктор рассмеялся.
– Послушаешь тебя – вроде и жить не для чего. По–моему, самое большое несчастье – это рассуждать как ты. Живешь рублевыми интересами.
Гурам ответил безмятежно:
– Изрек прямо, доходчиво. Только нужные слова я себе уже давно сказал. Ты непрактичный человек. Придет время – поймешь…
Виктор посмотрел на него с сожалением и, словно для себя одного, произнес:
– Никогда не думал, что за посиделками забуду о матери.
– Чувство заиграло? – усмехнулся Гурам. – Сентиментальным стал? Давай, дорогой, не будем так. У тебя честные глаза, а это основа жизни. Все наладится, все утрясется.
– Успокаиваешь? Я все–таки попробую насчет вагонов. Может, повезет…