Шестнадцать лет назад, когда он был здесь предпоследний раз, его окружали лишь черные, обуглившиеся в огне пожаров руины стен; улицы, заваленные каменными останками домов, заволокло приторным запахом мертвечины и над развалинами безостановочно кружили стаи воронья и стервятников, отгоняемые лишь искусством армейских магов. Думал ли тогда кто-то из тех, кто вернулся с победой с лиссийской границы только для того, чтобы увидеть руины Мирра, что их город возродится, словно легендарная птица Рох из пепла?
Сам Феликс тогда так далеко не заглядывал, охваченный лишь желанием отомстить неведомому врагу. В то время, когда народы Хиона впервые столкнулись с мрунами, названными так гораздо позже, а тогда бывшими всего лишь непонятными созданиями, мутным потоком вырвавшимися из Трещины, вообще мало кто думал о будущем. Многие были уверены, что настал конец мира, предсказанный в мрачной "Книге Семи печалей", за написание которой, столетия назад, ее автор, Родрик Нольвель из Ярсиса, был отлучен от лона церкви Святого света. И таких было все больше, по мере того, как стаи мрунов растекались по Нолдерону, переваливали через Хребет мира и обрушивались на плодородные равнины Семиградья и леса Эстемара. Хвала Единому, что в этот трудный час у правителей государств Хиона, старейшин туатов и матерей ардаров хватило мудрости объединить силы своих народов, для противостояния захватчикам и создания альянса, названного Аста, что в переводе с квениссы обозначало - надежда.
Затем были годы войны. Годы огня и горя, с привкусом крови и слез на губах, стали и безумия в душе.
Последний раз, когда он был здесь четыре года назад, виднелся лишь скелет будущего города, упорно и методично восстанавливаемого из руин молодым королем Стефаном.
Сейчас же мало что могло напомнить о тех годах, когда город лежал в руинах. Феликс, верхом на Огоньке, за которым покорно плелась Родинка, медленно пробирался сквозь людские потоки через улицы и площади Торгового квартала, восстанавливая в памяти хитросплетение улиц старого Мирра.
Несмотря на поздний час, близившийся к закату, торговые ряды столицы шумели, не затихая. Завлекающие крики лавочников сплетались с возгласами водоносов; выклики разносчиков, торгующих горячей едой на вынос, перемежались скрипом влекомых ослами тележек; то тут, то там слышались горячие споры - продавцы расхваливали свой товар, покупатели старались сбить цену. Над площадью витали сотни ароматов, словно здесь сталкивались ветра из десятков стран и краев со всего обитаемого мира: запахи вареной, жареной и пареной пищи переплетались с ароматами вин из виноградников Мальтеи; легкий бриз, навевающий со стороны моря, нес на своих крыльях терпкие запахи благовоний Престола, смешивающиеся с крепким резким запахом выделанных кож; сквозь насыщенный аромат фруктов осторожно пробирались струйки, несущие с собой напоминание о пряностях южных островов.
Ройс, оглядываясь по сторонам, медленно пересекал площадь по направлению к виднеющемуся вдали широкому проходу. Из-под коня, словно кузнечики в поле, то и дело прыскала голыми пятками и спинами городская детвора, заставляя Огонька чаще обычного всхрапывать и прясти ушами.
Наконец, он выбрался из рыночной суеты на широкую мощеную улицу и повернул направо. Надо признать, что король Стефан на славу поработал над восстановлением столицы. Если бы Уолтер не набросал ему карту обновленного города, Феликсу пришлось бы, пожалуй, справляться о нужном направлении у прохожих. Если карта не врала, то сейчас он двигался по Бычьей улице к одному из мостов, пересекавших Стокадку. До войны этот район называли Львиным, в честь расположенного в нем зверинца.
Он пересек мост и не спеша двинулся по мощеной улице, уводящей вверх по пологому холму. Вокруг высились стены двух- трехэтажных домов, все из камня. Феликс машинально отмечал отличия, внесенные в черты города войной и прошедшими за ней годами восстановления. Хоть квартал и получил название Старого, свидетельствующего о желании королевских архитекторов сохранить память о старом, довоенном Мирре, отстроенные улицы и дома все же отличались от своих погибших в огне предшественников. Улица была шире и прямее, не извиваясь прихотливыми изгибами, сложившимися за века постепенного взбирания города вверх по холму. Дома стояли вольготней, не в такой тесноте, и их балконы не нависали над мостовой, зачастую заслоняя солнечные лучи от горожан.
Ройс добрался до развилки, от которой улица разветвлялась сразу в трех направлениях, дернул за поводья, заставляя Огонька остановиться, и в задумчивости поглядел на перекресток. Затем, услышав чуть позади звонкие голоса, обернулся и увидел, что несколько чумазых ребятишек затеяли недалеко от него какую-то игру, азартно выясняя, кто кого шпарит и кто будет водить.