Тогда я жил уже не на улице Абони, а в реформатском церковном пансионе при так называемой «шотландской миссии», находившейся под покровительством англичан. Я получил сносную комнату, хороший стол и керосиновую печку, которая давала тепла ровно столько, сколько хватило бы на то, чтобы, лежа в постели под одеялом, не околеть от холода.
Конечно, это убежище, предоставленное мне из милосердия, не могло заслонить от меня реального положения вещей. Что ждет меня в будущем? Одни только верные бойскауты, столь беззаветно помогавшие нам в дни подполья, навещали меня, сообщали новости из внешнего мира, на время внося в мою одинокую келью частицу человеческого тепла.
Однажды утром двое из них, вбежав в комнату, взволнованно сообщили:
— Вчера нашего Деже увели в полицию!
— Сначала пригрозили, а потом пообещали дать много денег, если он скажет, где ты прячешься…
Перебивая друга, Золи Рамотша затараторил:
— Меня тоже взяли, но я сказал, что ничего о тебе не знаю. Тогда мне отвесили две хорошие затрещины и отпустили, потому что я сказал им, что к обеду обещал быть у бабушки в Кечкемете. Приехав в Кечкемет, я сразу же помчался к бабушке, а через несколько минут к дому подъехали две автомашины и в квартиру вошли четверо. Бабушка испугалась и спросила у меня: «Кто это такие?» А я ей спокойненько так сказал: «Мои добрые знакомые, бабуся. Вижу, придется с тобой попрощаться…» Бедная старушка так ничего и не поняла толком. «Если добрые, зачем же переворачивать вверх дном всю квартиру?» — только и спросила она.
Все это Золтан рассказывал взволнованно, с энтузиазмом. И если даже он струхнул порядком, то все равно горел желанием стать героем дня.
— Что же, я вижу, ты отделался легким испугом! — Я рассмеялся, хотя забавного в этом было мало. — А где Деже?
— Не волнуйся, он тоже благополучно выбрался! Пообещал им, что узнает, где ты скрываешься, и тогда выдаст тебя с потрохами. Он-то и послал нас к тебе. Бегите, мол, расскажите Миклошу все слово в слово и предупредите, пусть он срочно уезжает из города.
Я тут же послал записку Балинту Араню. Вечером он пришел за мной и отвел в монастырь на улице Францисканцев, где настоятель Габор Пустаи принял меня в обитель под именем своего младшего брата. Эта перемена квартиры давала мне большое преимущество — теперь я мог из узкого окошечка четвертого этажа, выходившего на улицу, наблюдать, как по тротуарам гуляют люди, и радоваться тому, что, по крайней мере, они могут это делать свободно. Но преимущества, как известно, даром не даются. Балинт Арань решительно потребовал, чтобы на этот раз я порвал все связи с внешним миром. Так преследователи вновь потеряли мой след, теперь уже надолго.
Никогда не забыть мне 1 февраля 1946 года. В этот день Золтан Тильди был избран президентом республики.
По улице двигалась торжественная процессия.
Впереди шествовал новоиспеченный президент с личным секретарем Лаци Йекели. За ними выступал Бела Варга, председатель парламента, в сопровождении старейших депутатов; затем шли Ференц Надь, теперь уже премьер-министр, Бела Ковач, министр без портфеля, Эндре Миштет и другие министры, а с ними бургомистр Будапешта Йожеф Кеваго, для меня — просто Йошка. Одним словом, налицо был весь цвет моей партии. Теперь эти люди занимали высшие должности в государстве. А я, их соратник и друг, тайком наблюдал за их торжественным шествием из-за зарешеченного окна монашеской кельи с высоты четвертого этажа. Поразмыслив немного, я пришел к убеждению, что они вряд ли вспоминают обо мне. Какое им дело, где я и что со мной? Просто обо мне забыли…
Оказалось, не совсем. Не помню уже точно, спустя сколько дней после церемонии возведения Тильди в должность президента меня навестил Балинт Арань вместе с Лаци Дюлаи, моим непосредственным начальником. Я принял Дюлаи крайне холодно, даже не ответил на приветствие. Позже я понял, что он отнюдь не был виновником всех моих злоключений. С течением времени я убедился, что и он, и Бела Ковач оказались такими же обманутыми и брошенными на произвол судьбы марионетками, как и я сам, но в тот момент я был очень сильно обижен на Лаци.
— Не валяйте дурака, ребята! Будьте терпимы хотя бы друг к другу! — взмолился Балинт Арань. — Разве ты не понимаешь, Миклош, что Лаци ни в чем не виноват? Лучшее тому доказательство — то, что он сейчас здесь, у тебя.