– Хорошо, что я сошелся с тобой. Салтычиха, правда, уверяет, что еще лучше будет, когда ты и меня сошлешь на дачу, как Шувалова.
– Это лучше ей без мужика. Мне – не знаю. Тебе-то чего лучше? Со мной у тебя и крыша и корм.
– С тобой у меня полный поп-корн, – согласился я. – И крыша на месте.
– Я хочу с тобой начистоту. Недельку-другую выждем. Если все будет в порядке, начнем с тобой жить.
– Семьей?
– Это как сподобит Господь!
Элоиза, кажется, впервые произнесла это слово. Оно обнадеживало. Вот только на что?
– Шувалов больше не будет нас доставать. Мыто с ним уж третий год, как врозь живем. Так, заглянет иногда, подурачится. Хохмач.
«От его хохм и кондрашка может хватить», – подумал я.
В павильоне опять был технический перерыв.
– Что-то часто у них технический перерыв, – сказал я. – Главное, в любое время.
Элоиза рассмеялась.
– Это к продавщице техник приходит.
– Техник?
– Да, зубной.
Так за милой трепотней мы приблизились к музею. День разгорался, и в голубоватом воздухе чертили иероглифы ласточки. Я давно не видел их в городе. К чему бы это, их китайская грамота?
– Что, приезжает китайская делегация? – машинально спросил я.
– Какая делегация? А, ты о них? – она кивнула на ласточек. – Еще полчаса. Зайдем к тебе, а потом поднимемся в фонды, – сказала Элоиза. – Чтоб ключи не брать, пошли через верх.
Мы зашли в здание, поднялись по лестнице на площадку верхнего этажа, потом через комнату Элоизы вышли на другую площадку, спустились по лестнице на первый этаж. Элоиза рассказывала о Вовчике и Федуле.
– Эту парочку хоть в книгу Гиннеса заноси. Вовчик на рысь с голыми руками ходит.
– Что-то не верится.
– А тут и не надо верить или не верить. Ходит – и все тут. Рысь видел? Какой тебе еще нужен факт?
– А это правда, будто Федул оживляет чучела?
– Кто тебе сказал эту чушь?
– Ты.
Элоиза пожала плечами. Мы открыли дверь таксидермиста. В комнате было тихо, рысь молчком стояла на верстаке.
– Забираем газеты и идем наверх, – сказала она.
Элоиза ласково (мне это показалось странным) поглядела на рысь и погладила ее по голове. Потом стала разминать ей шею. Рысь повела головой.
– Так это мы ради газет столько отмахали? – спросил я и снова взглянул на зверя. Нет, показалось.
– Я без газет не могу.
– Согласен. Население до сих пор с ними ходит даже на двор.
– Не подменяй понятия, – Элоиза похлопала Эгину по той части туловища, которая у лошадей называется крупом.
Мы поднялись по лестнице в фонды.
Мне снилась всякая чертовщина…
Мне снилась всякая чертовщина. Будто я еду, как в раскачивающейся лодке, на одногорбом верблюде по Сахаре и постоянно сползаю с горба, то вперед, то назад, а Шувалов с другого двугорбого верблюда кричит мне: «Это ничего! На горбе всяко лучше сидеть, чем на колу!» А сам так уютно пристроился, сволочь! И вот так еду я, еду и вдруг мне стало казаться, что я еду вовсе не на верблюде… И тут налетел самум…
Проснулся я оттого, что мое лицо облизывал горячий язык. Это была рысь.
– Привет, – сказал я ей, и она потерлась о меня боком. – Как вас теперь называть? Скажем, Эгина. Мы теперь с тобой, Эгина, образцы смирения и послушания, и нам гарантировано все на свете. Полный пансион, как в Виндзоре. Извини, сейчас ничего нет, но через месяц будет. Получу первую зарплату, и все будет. Обещаю.
Я потрепал Эгине загривок, помял складки кожи на шее. От нее ничем диким не пахло. Рысь благодарно лизнула мне щеку шершавым языком, слегка сдавила зубами кисть руки, несколько раз прошлась мимо меня туда и обратно, прыгнула на верстак и там ровно задышала.
Я лежал на продавленном диване и смотрел в потолок с черными разводами. Фотографии я утром содрал и кинул в угол. Они там приняли более натуральный вид – грязи и мусора. Я скосил глаза. Рысь застыла на верстаке. Приснилось, наверное. Но я помнил ощущение влажного тепла, пахнувшего мне в лицо, когда Эгина стала облизывать меня своим горячим языком.
Послышались шаги. Наверное, Элоиза. Интуиция меня не обманула.
– Привет! – сказала она и чмокнула меня в щечку. Ее дыхание чем-то напомнило мне дыхание рыси. – Вздремнул?
– Привет. Вздремнул. Тут как на курорте.
– Я на рынок сбегала, купила фруктов. Айда наверх. Откуда цветы?
– Остаток Федуловых.
Элоиза взяла щетку и расчесала Эгине шерсть. Мне послышалось, как она приговаривала: «Эгина… Эгинушка…»
В помещении фондов было прибрано, пыль вытерта, полы вымыты, штукатурка и дранка выметена на лестничную площадку. Зал был наполнен светом. В чашке блестели мытыми бочками сливы и абрикосы.