Мыслью уехать за границу Казачков поделился с женой. Осторожно, вскользь, чтобы в любой момент можно было обернуть в шутку. Татьяна Васильевна не воспылала негодованием, правда, и не бросилась в восторге мужу на шею — отнеслась спокойно.
— Может, и вправду там нам будет лучше, — согласилась она. — Как-никак оба с высшим образованием.
Практичный и хваткий, он понимал, что там ему вряд ли удастся воспользоваться простодушием и добротой людей, понимал, что там будет мало справки из жэка, что он единственный кормилец в семье и потому не может быть уволен даже по сокращению штата. Казачков Михаил Петрович отлично разбирался не только в магнитофонных системах — в социальных тоже. И, зная, что не отягощен научным багажом, логично рассудил: нужен багаж иного свойства. Багаж, который позволит обществу, куда он стремится, оценить, сколько он, Казачков, стоит.
У него стали меняться не только масштабы операций, но и их содержание и даже стиль. Он сделался более взыскателен к выбору предметов для торговли. Часть вещей пытался переправить через границу не для продажи, а чтобы, оказавшись там, вступить во владение ими. Если клиент внушал доверие, он говорил ему, что предпочитает подождать и получит деньги там. Все — там, все — будущее… Стал меняться и круг его зарубежных знакомых. Все больше в поле зрения попадают люди, примыкающие к дипломатическим кругам, имеющие солидные связи, то есть способные как-то ему помочь. Он заручается согласием одного, поддержкой другого, протекцией третьего… Оказывает большие и малые, в зависимости от обстановки, услуги.
Вот что рассказывал сам Казачков (из протокола допроса):
— Александр Коновалофф — атташе по вопросам культуры и печати Посольства Бельгии в СССР. У меня было с ним пять или шесть встреч. Большей частью в сквере возле посольства, одна в кафе «Националь». Я хотел заинтересовать его, поскольку рассчитывал на помощь с выездом. Предлагал рисунки одного ленинградского художника, вещи, книги. Коновалофф сказал, что финансовая сторона его не интересует. Попросил ноты церковных песнопений. Я обещал. Я попросил его передать моему другу Владимиру Велле кое-какие из его документов, а у него, у Велле то есть, взять деньги, которые я когда-то дал ему в долг, и привезти их мне. Просил, чтобы Коновалофф свел меня с кем-нибудь из своих знакомых, кто поедет за границу раньше его. Обычно Коновалофф отвечал на мои вопросы не сразу, а при следующей встрече. Не знаю, может, консультировался. Я предлагал ему более тесные контакты, но он уклонялся. Говорил, что в посольстве уже есть представления нашего МИДа по поводу того, что Коновалофф занимается деятельностью, не совместимой с дипломатическим статусом. А второй раз ему бы попадаться не хотелось…
Из материалов другого допроса Казачкова:
— Андрэ Голованов — представитель одного из зарубежных банков в Москве. Встречался с ним не меньше десяти раз. Познакомился через Владимира Велле (он тогда еще не уехал). Пользовался уже отработанным способом связи — звонил по телефону и, ничего не говоря, клал трубку. Это означало, что через 15 минут мы должны встретиться в условленном месте. Обедали в ресторане на Чистых прудах. Как-то в вестибюле театра «Современник» он передал мне магнитофон «Сони», присланный из Парижа Владимиром Велле. Одна из встреч была на похоронах отца Велле. Я попросил Голованова отвезти Велле письмо, но он отказался, сказал, что лучше выучить его наизусть. Письмо касалось моих требований к Велле вернуть долг. Я, в частности, хотел, чтобы он прислал через Голованова десять тысяч американских долларов. У нас с Головановым была договоренность: по телефону мы говорим только по-английски, я называюсь Бронштейном…
На первый взгляд — лишь бытовая возня вокруг тряпок, статуэток, псалмов. Но лишь на первый взгляд. По сути — незаконные встречи, противоправные действия, контакты со связными, которые способны были заниматься не только коммерческой деятельностью. Казачков, казалось ему, ловко цеплял клиентов на крючок наживкой в виде картин — Кандинского или ван Хуфа, икон или серебряных рублей петровского времени. Но кто кого цеплял в действительности, у нас еще будет возможность убедиться.
Чеки серии «Д»
Казачков спешил. Время шло, в его воображении за рубежом кипела прекрасная и заманчивая жизнь, а он был все еще только на подступах. Казачков хотел переселиться с комфортом. Вот когда потребовались все краски его коммерческо-уголовного таланта!..
Наконец ему удалось получить вызов оттуда, и он стал оформлять документы на выезд и требовать в институте характеристику. Но к этому времени Михаил Петрович Казачков уже вполне созрел для прокурорской санкции на арест. Так что в основе дела Казачкова лежит вовсе не политика, как хочет это представить сам Казачков вкупе с иными поборниками прав человека, а самая примитивная уголовщина.