Вечером я позвала Лерку к себе. Мы вооружились маникюрными ножницами и, затаив дыхание, стали распарывать кукле живот. Вскоре рука нащупала небольшой бархатный мешочек. После того, как мы его развязали, ко мне в ладони скользнули украшения. Это были колье, серьги и перстень. Все это искрилось в свете настольной лампы.
– Похоже на золото с изумрудами и бриллиантами, – шепотом сказала Лерка.
Я молча расправила колье, поразившись его красоте.
– Ну что, не жалко продавать такое великолепие? – спросила подруга.
– Жалко, – кивнула я. – Но я уже все решила.
– Подожди, Майка, – вскочила Лера. – Давай, ты их наденешь, я тебя сфотографирую, а потом снимешь, и мы больше не будем их вытаскивать. А то не захочется продавать.
Я согласилась.
– Можешь и ты померить, – засмеялась я.
Мы по очереди надели гарнитур на себя. Лерка заставила меня раздеться и повязать на груди черный широкий шарф, как будто на мне черное платье с открытыми плечами. Мы зажгли найденные мною в кладовке свечи, и подруга сделала несколько моих снимков до пояса. На фото я себя не узнала: с экрана телефона загадочно смотрела вдаль какая-то неземная девушка из прошлого.
Затем я сфотографировала таким же образом подругу, мы убрали драгоценности в мешочек и, как договорились, больше их не вынимали.
– Все, Лерка, я на тебя надеюсь. Вернее, на твою маму. Она не проговорится? – заволновалась я.
– Если я попрошу, не проговорится. Она тебе очень благодарна за то, что ты повлияла на ее решение воссоединиться с семьей. И на меня можешь рассчитывать до конца моих дней.
– Это звучит зловеще при свечах, – засмеялась я.
*
Леркина мама не подвела: через пять дней подруга вручила мне конверт с банковской картой. В тот день бабушка с дедом уехали в город за продуктами, и мы с подругой могли, не прячась, обсудить наши дальнейшие действия.
Я поблагодарила подругу, пригласила разделить со мной процесс поедания клубники, и мы стали думать о том, как теперь вручить деньги Лешкиной маме или брату.
– Лешка денег не возьмет, – уверенно заявила подруга.
– У меня не возьмет или вообще не возьмет? – решила уточнить я.
Эту тему я с Леркой никогда не обсуждала. Знала ли подруга, что именно привело к травме Лехи, я так и не поняла. Рассказывать самой мне не хотелось: я слишком дорожила дружбой с Леркой, хоть и понимала, что ни я, ни мой дед ни в чем не виноваты. «Знает Лерка, или нет?» – крутилось в моей голове, пока я внимательно наблюдала за лицом подруги.
– Да ни у кого не возьмет, – отрезала подруга, а я так и не поняла: то ли не знает, то ли знает, но тоже осторожно обходит эту тему.
– Тогда давай подсунем деньги за их калитку, – предложила я.
– Ой, Майя, да они могут эти деньги отнести в полицию, чтобы полиция разобралась, кто их потерял. Ты не знаешь их семью: чересчур они, по-моему, честные. И потом ищи – свищи, где там эти деньги. Или вообще расследование начнется, еще свяжут это с недавними событиями на вашем участке…
Я вздохнула.
– А давай я приду к Лехиной маме и скажу, что деньги передал какой-нибудь меценат? – продолжала я искать варианты.
– Так она тебе и поверит… – проворчала Лерка, – хотя… хочешь, попрошу свою маму сыграть представителя благотворительной организации? Загримируем ее, чтобы ее никто не узнал. Приедет, спросит, какая нужна сумма на операцию и потом привезет им деньги.
– Было бы здорово! – обрадовалась я идее подруги. Все оказалось просто.
Инна не стала противиться нашей идее. Играть кого-то было для нее привычным делом.
В назначенный день мы поехали на станцию, где работала Лешкина мама. Машину Инна припарковала за углом, на солнечной стороне. Мы с подругой тяжко вздохнули, предвкушая ожидание на солнцепеке, но ныть не стали: ради конспирации можно было потерпеть.
Вернулась Лерина мама примерно через час. Мы с подругой к тому времени уже вышли из машины и расположились прямо на траве в тени небольших кустов.
– Ну что? Как прошло? – вскочила Лерка, увидев маму.
Инна головой указала на машину, мы залезли на заднее сиденье раскаленного салона. Лерина мама откинула свою пустую кожаную папку, взятую для образа «помощника бизнесмена», включила кондиционер и обернулась к нам.
– Хорошо прошло, – кивнула она, снимая с покрасневшей переносицы очки. – Майя, стоимость Лешиной операции – это десятая часть стоимости украшений. Его мама согласилась взять ровно эту сумму, и ни рублем больше. Сказала, что они тоже кое-то накопили, и на реабилитацию после операции тоже хватит.
Мы с Леркой благодарно закивали.
– Сейчас съездим с тобой в банк и переведем на ее счет деньги. А потом, – мечтательно протянула Инна, – я снова надену сарафан и сниму эти ужасные туфли.
К слову, туфли были прекрасные, но на высокой шпильке, не самый удачный вариант для жары. Вообще образ Лериной мамы получился убедительным: зачесанные назад и скрученный в тугой узел волосы, пиджак, узкая юбка до колен, очки в модной толстой оправе, красная помада. Мы были уверены, что, встретив как-нибудь случайно Инну в поселке, Лешина мама ее точно не узнает.
После поездки в банк и завершения нашего важного дела Инна по Леркиной просьбе высадила нас недалеко от берега озера. Мы с подругой расположились на песке, опустили ноги в прохладную воду и, мыча от удовольствия, стали поедать мороженое.
Я жмурилась от солнца, на душе было необыкновенно легко. Лерка откинулась на руки и, улыбаясь, сказала:
– Мне кажется, теперь все будет хорошо. Я в этом даже уверена.
Я покивала. Мне тоже так казалось.