Множество этих и других людей разобрали по косточкам этот окончательный вариант. Среди них — мой сын Энгус, Тета и Маргарет (еще раз!), Барбара Элден, Барбара Слоан, Ди Черчилль, Иэн Масгрейв, Мэри Лу Уайт, Пол Тес-мер и Китти Парк. Я благодарю их всех, никого не пропуская, потому что без их замечаний я пропустил бы гораздо больше ошибок!
В том, что касается моих изысканий, я в основном полагался на государственную библиотеку Нового Южного Уэллса, на основной и специализированные фонды моей альма-матер — Сиднейского университета, а также источники в «Проекте Гутенберг», Кроме того, я чувствую себя обязанным указать целый ряд друзей и помощников в Интернете и некоторые замечательные сетевые ресурсы. Среди этих гуру — Майк Пинглтон, который поведал мне о тетродотоксине и зомби; Сильвия Милн из Честера и Мэри Лу Уайт из Вашингтона, обе помогли мне разобраться в архивах британского судопроизводства; Робин Кэрролл-Манн нашла для меня ссылки в «Декамероне», и другие подписчики листа рассылки для библиофилов Stumpers-L[157] тоже в этом участвовали, а Энди Мехарг из Абердинского университета щедро поделился со мной некоторыми малоизвестными подробностями борьбы фабианцев с мышьяковыми отравлениями. Я вышел на него отчасти благодаря Лене Ма из Флоридского университета, которая указала мне, что кусты папоротника могут поглощать природный мышьяк.
С такой мозговой подпиткой — какая еще нужна прочистка?
Мертвая вода
Послесловие переводчика
На Мавра начал действовать мой яд.
Опасные раздумья — это яды…
Я счастлив! — тайный яд течет в моей крови…
Себе
Маруся
яду
Купила
на пятак…
Я так хочу какой-нибудь отравы.
Мне очень нужно чем-то отравиться…
Переводчик, по определению, должен быть незаметен. У него — роль тени. Ему пристало оставаться в «шапке-невидимке», по возможности не проявляя себя. Но он (живой же человек!) в чем-то — соавтор. В этом смысле он «отравлен» автором. И вопреки всему обязан «выжить» — то есть понять все контексты в переводимом произведении — и за его рамками. Потому объем справочной работы часто превосходит самый перевод. Сегодня ее облегчает сеть Интернет, хотя не стоит забывать: с ней, забитой компьютерными вирусами, «троянами» да «шпионами», связано столько мистификаций, целенаправленного обмана, ложных пророчеств, чьего-то недоумия и конечно же страхов…
Страхи эти древни, как сама жизнь. Ведь, как справедливо напоминает нам автор, живая материя возникла некогда «вопреки» неорганической, инертной, и ей постоянно угрожает гибель. Да мириады живых существ, собственно, и погибли — под действием агрессивной, «несовместимой с жизнью» окружающей среды. Немногие из них, которым повезло, получили некоторый опыт, новые свойства. Такие, что они выжили, сохранились.
В общем, идея яда, так или иначе, всегда живет в сознании человека. Ведь все вокруг, вся окружающая нас среда — яд. Вопрос лишь в концентрации, индивидуальной переносимости, в синергетике, наконец, воздействующих причин. То есть рядом с человеком всегда — смерть, потенциальная возможность «не быть». С ним всегда — неосознаваемый страх этого. Притом на уровне, так сказать, «коллективного бессознательного»: любой из нас, в конце концов, обязан жизнью тому, что лишь один сперматозоид из десятков, а то и сотен миллионов смог выжить в ядовитой, кислотной среде на пути к яйцеклетке, все же остальные — погибли! Яд и смерть — в основе жизни! Это не может пройти бесследно.
Темы, связанные с ядами, всегда будто завораживают людей, вызывая, пожалуй, не меньший интерес, чем секс. Фрейд говорил о вечной борьбе Эроса и Танатоса, двух заложенных в сути человека противоположных и взаимосвязанных инстинктов: продолжения рода и смерти. Но Эрос при этом, рано или поздно, уходит, а неумолимый Танатос торжествует.