Она всегда понимала все совершенно буквально.
– Ну, об этом вам придется спросить Пайла, – сказал я.
– Он женат?
Я поглядел туда, где они танцевали.
– По-моему, он никогда не сходился с женщиной ближе, чем сейчас.
– Танцует он очень плохо, – заметила она.
– Да.
– Но с виду он славный и такой положительный.
– Да.
– Можно мне посидеть с вами минутку? Мой друзья – такие скучные люди.
Музыка смолкла, и Пайл чопорно поклонился Фуонг, потом проводил ее на место и подвинул стул. Я видел» что такая подчеркнутая вежливость Фуонг нравится. И я подумал о том, чего она лишена, живя со мной.
– Это сестра Фуонг, – сказал я Пайлу. – Мисс Хей.
– Очень рад с вами познакомиться, – сказал он, покраснев.
– Вы из Нью-Йорка? – спросила она.
– Нет. Из Бостона.
– Это тоже в Соединенных Штатах?
– Ну да; Конечно.
– У вашего отца свое дело?
– В сущности говоря, нет. Он профессор.
– Учитель? – спросила она с легким разочарованием.
– Видите ли, он известный специалист. К нему обращаются за консультациями.
– Насчет болезней? Он доктор?
– Не такой, как вы думаете. Он доктор технических наук. И знает все на свете о подводной эрозии. Вы слыхали, что это такое?
– Нет.
Пайл сделал слабую попытку сострить:
– Придется папе вам это объяснить.
– А он здесь?
– О, нет.
– Но он приедет?
– Нет, я просто пошутил, – сказал Пайл виноватым тоном.
– Разве у вас есть еще одна сестра? – спросил я мисс Хей.
– Нет. А что?
– Похоже на то, что вы допытываетесь, годится ли мистер Пайл ей в женихи.
– У меня только одна сестра, – сказала мисс Хей, тяжело опустив руку на колено Фуонг, как председатель, утверждающий ударом молотка повестку дня.
– У вас очень хорошенькая сестра, – сказал Пайл.
– Самая красивая девушка в Сайгоне, – поправила его мисс Хей.
– Не сомневаюсь.
– Пора заказывать ужин, – сказал я. – Даже самая красивая девушка в Сайгоне тоже должна есть.
– Мне не хочется есть, – заявила Фуонг.
– Она такая слабенькая, – решительно продолжала мисс Хей. В голосе ее прозвучала нотка угрозы. – За ней нужен уход. Она этого заслуживает. У нее ведь такая преданная натура.
– Моему другу повезло, – с глубокой серьезностью отозвался Пайл.
– Она любит детей, – сказала мисс Хей.
Я рассмеялся, а потом поймал взгляд Пайла: он глядел на меня с неподдельным возмущением, и мне вдруг стало ясно, что ему по-настоящему интересно то, что говорит мисс Хей. Я стал заказывать ужин (хотя Фуонг сказала, что ей не хочется есть, я знал, что она легко может одолеть бифштекс с кровью, двумя сырыми яйцами и гарниром); краем уха я прислушивался к тому, как он всерьез рассуждает о детях.
– Мне всегда хотелось иметь кучу детей, – говорил он. – Что может быть лучше большой семьи? Большая семья укрепляет брак. Да и для детей это полезно. Я рос единственным ребенком. Это большой минус – быть единственным ребенком.
Я еще никогда не видел его таким разговорчивым.
– Сколько лет вашему папе? – алчно спросила мисс Хей.
– Шестьдесят девять.
– Старики так любят внуков. Очень жаль, что у моей сестры нет родителей, которые порадовались бы на ее детей, – если на ее долю все-таки выпадет такое счастье… – И она посмотрела на меня искоса и со злобой.
– Но у вас ведь тоже нет родителей, – вставил Пайл, по-моему, немножко некстати.
– Наш отец был из очень хорошей семьи. Он был мандарином в Гуэ.
– Я заказал ужин на всех, – сообщил я.
– Не рассчитывайте на меня, – возразила мисс Хей. – Мне надо вернуться к друзьям. Я хотела бы снова встретиться с мсье Пайлом. Может быть, вы это устроите?
– Когда вернусь с Севера, – пообещал я.
– А вы едете на Север?
– Мне, пожалуй, пора поглядеть на войну.
– Но ведь все журналисты оттуда вернулись, – заметил Пайл.
– Самое подходящее для меня время. Не нужно будет встречаться с Гренджером.
– Если мсье Фулэр уедет, надеюсь, вы не откажетесь пообедать со мной и с сестрой. – Она добавила с мрачноватой вежливостью: – Чтобы она не скучала.
Когда мисс Хей ушла, Пайл сказал:
– Какая милая, культурная женщина. И так хорошо говорит по-английски.
– Объясни ему, что сестра служила в конторе в Сингапуре, – с гордостью сказала Фуонг.
– Вот оно что! В какой конторе?
– Импорт, экспорт, – перевел я слова Фуонг. – Она умеет стенографировать.
– Жаль, что у нас в экономической миссии мало таких, как она.
– Я с ней поговорю, – сказала Фуонг. – Она, наверно, захочет работать у американцев.
После ужина они снова пошли танцевать. Я тоже танцевал плохо, но Пайл этого не стеснялся, – а может, и я перестал стесняться, влюбившись в Фуонг. Ведь и до того памятного вечера, когда мисс Хей дурно себя почувствовала, я не раз танцевал с Фуонг в «Гран монд», хотя бы для того, чтобы с ней поговорить. Пайл не пользовался этой возможностью; с каждым новым кругом он только вел себя чуть менее церемонно и держал Фуонг не так далеко, как прежде; однако оба они молчали. Глядя на ее ноги, такие легкие и точные, на то, с каким умением она управляла его неуклюжими па, я вдруг снова почувствовал, что в нее влюблен. Мне трудно было поверить, что через час-другой она вернется в мою неприглядную комнату с общей уборной и старухами, вечно сидящими на площадке.
Лучше бы я никогда не слышал о Фат-Дьеме, о том единственном месте на Севере, куда моя дружба с одним из французских морских офицеров позволяла мне проникнуть безнаказанно и без спроса. Зачем мне было туда стремиться – за газетной сенсацией? Во всяком случае, не в эти дни, когда весь мир хотел читать только о войне в Корее. Затем, чтобы умереть? Но зачем мне было умирать, если каждую ночь рядом со мной спала Фуонг? Однако я знал, что меня туда влечет. С самого детства я не верил в незыблемость этого мира, хоть и жаждал ее всей душой. Я боялся потерять счастье. Через месяц, через год Фуонг меня оставит. Если не через год, то через три. Только смерть не сулила никаких перемен. Потеряв жизнь, я никогда уже больше ничего не потеряю. Я завидовал тем, кто верит в бога, но не доверял им. Я знал, что они поддерживают свой дух басней о неизменном и вечном. Смерть куда надежнее бога, и с ее приходом уйдет повседневная угроза, что умрет любовь. Надо мной больше не будет висеть кошмар грядущей скуки и безразличия. Я никогда не смог бы стать миротворцем. Порой убить человека
– значит оказать ему услугу. Вы спросите – как же можно, ведь в писанин сказано: возлюбите врага своего? Значит, мы бережем друзей своих для страданий и одиночества.
– Простите, что я увел от вас мисс Фуонг, – услышал я голос Пайла.
– Я ведь плохо танцую, но люблю смотреть, как танцует она.
О ней всегда говорили в третьем лице, будто ее при этом не было. Порой она казалась незримой, как душевный покой.
Начался эстрадный концерт. Выступали певец, жонглер и комик – он говорил непристойности. Посмотрев на Пайла, я заметил, что он не понимает жаргона, на котором тот говорит. Пайл улыбался, когда улыбалась Фуонг, и смущенно смеялся, когда смеялся я.
– Любопытно, где сейчас Гренджер, – сказал я, и Пайл посмотрел на меня с укором.
Потом показали гвоздь программы: труппу переодетых женщинами комедиантов. Многих из них я встречал днем на улице Катина – они прогуливались в старых штанах и свитерах, с небритыми подбородками, покачивая бедрами. Сейчас в открытых вечерних туалетах, с фальшивыми драгоценностями, накладной грудью и хрипловатыми голосами они казались нисколько не более отталкивающими, чем большинство европейских женщин в Сайгоне. Компания молодых летчиков громко выражала им свое одобрение, а те отвечали им обольстительными улыбками. Я был поражен неожиданной яростью Пайла.
– Фаулер, – сказал он, – пойдемте отсюда. С нас хватит. Это неприличное зрелище совсем не для нее.