Выбрать главу

— Скорее! Скорее! Вот она!

Юрка подбежал неосторожно, и орденская лента опять взлетела, перепорхнула через реку и там села у нас на глазах. Юрка быстро скинул рубаху и трусы и поплыл по-собачьи на ту сторону, держа в зубах сачок. Только доплыл, как бабочка перелетела на мою сторону и села на пасечный забор, а у меня нет сачка и боюсь идти к ульям за сачком. Пошел осторожно, а когда вернулся, бабочки нигде не было видно. Юрка голый лежал на берегу кверху брюхом и отдыхал: туда и обратно переплыл реку — это, конечно, здорово!

Тут раздался голос:

— Ей, ребята! Слышите?

На другой стороне реки из кустов высунулась лошадиная голова и над ней белая рубаха и красный околыш стражниковой фуражки.

— Ребята! Мужика не видели? Чернобородого, босого? Тут глубоко? Лошадь пройдет?

Юрка за нас обоих ответил, что никакого мужика не видели, что глубоко и, главное, пчелы озверели, если лошадь будет махать хвостом, ее закусают до смерти. Стражник обернулся, поговорил с кем-то в кустах, кого нам не было видно, и уехал.

Пчелы как будто успокоились. На самом деле они делали такой вид. Только Юрка сел, чтобы натянуть рубашку, сразу явились и завыли как звери. Юрка крикнул:

— Серый! В сарай! — Схватил рубашку и побежал. Я за ним.

В омшанике пчелы отстали, и Юрка спокойно оделся. Мне было хуже: от укуса лоб стал толстый и навис на глаза. Я видел только наполовину. Решили подождать, когда пчелы совсем успокоятся. Расселись на старых ульях. Юрка задрал рубаху и прикладывал к укусам землю, размоченную в слюне, это очень помогает. В омшанике было тихо, и Юрка почему-то шепотом сказал мне:

— Они ловят Чернобородого. Ты слышал выстрелы? Может быть, это в него.

Я ответил, что слышал, но в людей стреляют только на войне, а так нельзя.

— Им можно, Серый. Зачем же винтовки дают? Тихо! Слушай!

На речке будто всплеснула большая рыба. Мы выглянули в окошечко. Через речку, высоко подняв руки, почти по шею в воде, перебирался Чернобородый. В одной руке он держал револьвер, в другой какой-то сверток. По этой руке текла кровь, вся рука была красная. Он шел к нам, к омшанику. Деваться было некуда. Мы как белки вскарабкались на чердак и втянули за собой лестницу. На чердаке легли на пол у слухового окна.

Дверь в омшаник скрипнула. Слышно было, как прямо под нами Чернобородый кашлял и хрипло дышал. Я вдохнул, наверно, пылинку, в носу страшно защекотало; так сдерживался, чтобы не чихнуть, что сразу вспотел с ног до головы. Все равно чих не проходил, и, когда стало совсем невыносимо, раздался громкий топот лошади и голос стражника прозвучал как гром:

— Ей!

Мы глянули в окошко. На горке над пасекой стоял верховой. В руке держал винтовку, опертую о седло. Совсем так, как на картинках в книжке про индейцев.

— Ей! Граф! Трофимов! Брось бульдог и выходи! Слышишь?

Чернобородый перестал хрипеть и дышать.

— Граф! — кричал стражник. — Не таись, ты поймался. Брось пушку из двери на дорожку, чтобы я видел. Слышишь? Не шучу!

Чернобородый молчал. Со стороны реки послышался топот другой лошади и высокий, пискливый голос:

— Трофимов! Шутки играть некогда! Выходи! Прострелим всю хибару, и тебе конец.

Чернобородый молчал. Страшно громко ухнул выстрел. Из крыши на нас с Юркой посыпались щепки, пуля завизжала в кустах за домиком. И второй стражник выстрелил, только неизвестно куда. Еще выстрел — и крик Чернобородого:

— Стой! Стой, ребята, выйду! Ну вас…

Заскрипела дверь. Мы не видели, кинул ли он револьвер, увидели Чернобородого. Он вышел на дорожку с поднятыми руками и пошел к стражнику. Сбоку выскочил другой верховой, спешился, скинул ремень с гимнастерки, скрутил Чернобородому руки за спиной, приказал: «Давай, давай, давай». Как только разбойник подошел к верховому, тот пригнулся на седле и со страшной силой стегнул пленника нагайкой по плечу.

Чернобородый не вскрикнул, сказал:

— Брось! Чего дерешься? Видишь, сдался. Герои! Подумаешь, честного вора поймали. Адиеты. Лучше бы за политиками смотрели…

— Ты что знаешь? — сразу спросил стражник и опустил нагайку. — Говори, говори, Трофимов, бить не буду.

Дальше нам было не слышно. Когда все ушли, мы долго боялись выйти. Наконец потихоньку спустились и бегом бросились домой.

День свистулек

Мы бежали и у самого дома встретили Альку. Юрка ему рассказал, что было. Других ребят мы в тот вечер не видели. На следующий день мама рано уехала в город. Кира «дала нам поспать», и мы вышли из дому поздно.