— Хорошо, но, блин… Вот у тебя есть дети?
Таня так задумалась, как будто было над чем. А есть ли у нее дети? Или нет? Или отдала на дачу, а теперь не может вспомнить, в каком ассортименте и на каких условиях?
— Нет.
— Вот видишь! В наше время женщина хочет быть свободной! Ты где работаешь?
— Где?.. Да как бы… всюду… Журналист-фрилансер. Пишу рекламные статьи.
— Ну, тоже интересно! — ничего не поняла, но предположила Оля. — Куда тебе детей!
Потом у Оли зазвонил телефон. Она его искала в мягкой сумочке, блестящей такой. Телефон тоже оказался блестящим, с гроздью сверкающих брелочков. И ногти у Оли были длинные, в узорах. И трубку она поднесла к уху таким движением, и волосами так встряхнула, открывая ушко с камешком, что стало светло и грустно. И разговаривала с кем-то тихим шепотом, но не с Вадимом.
— Мам?
Никто не ответил. Ирина Павловна сладко спала, выписывая носом звуковые конструкции. Таня прикрыла дверь, кивнула Оле:
— Входи! Мама спит, но мы не помешаем. Она если спит, то крепко.
— Ага, вхожу.
Оля аккуратно ступила на протертый ковер, прямо в дырищу острым кружевным носиком сапожка. Осмотрелась. Ой, какая унылость, ой-ой-ой!
— Сейчас мы чаю попьем, ты пьешь чай?
— Пью.
Таня засуетилась, пытаясь найти на вешалке место для одежды. Взяла Олину куртку, вдохнула волну запахов — все так нежно, душисто, а ведь только что снято с живого человека, у которого потоотделение должно быть, другие нюансы! Еще Таня, разумеется, краем глаза зацепила Олину фигуру и после этого как-то не очень захотела демонстрировать свою. Но не будешь же сидеть на собственной кухне в пальто?
— Куда идти?
— А вот, на кухню!
Оля проследовала в указанном направлении и оказалась на пороге комнаты из фильмов про Золушку. Особенно впечатлила плита в две конфорки. Нет, чугунная раковина! Нет, махровая от старости клеенка на круглом столе!
— У нас тут простенько, — подтвердила Таня, догоняя гостью. — Мама на пенсии, муж временно не работает, ремонт только планируем. Ну и…
— Да ладно! — весело перебила Оля и доказала, что никакая совковая бедность ее не смутит: села за стол.
Таня не стеснялась, хотя все, что делала дальше, — открывала дверцы шкафчиков, зажигала огонь, ставила чайник, искала печенье — все давало Оле повод увидеть убогость и жилья, и Тани. Но избежать этого позора почему-то было невозможно.
— Расскажи, как тут вообще?
— В смысле?
— Ну, что за город, что за люди, какие события?
— Нормально все.
А что ей рассказать? Нормально все. А она обиделась, что ли?
— Обиделась?
— Я? — Оля посмотрела голубыми глазками, да с таким удивлением, что стало понятно — не обиделась. Ее, такую, вообще сложно обидеть. Тане так уж точно.
— Я правда не знаю, что тебе рассказать. Город как город. Довольно большой, миллионник, с метро, с гипермаркетами, с ледовыми дворцами, с Оперным театром. Главпочтамт есть, завод шампанских вин… На Новый год включают лампочки по всему проспекту…
— А клубы, вечеринки?
— Ну… — Таня призадумалась, — есть, но я не очень отслеживаю. Но вообще есть, Игорь у меня музыкант, он выступает иногда в этих клубах.
— А дом этот?
— Дом классный, старый. Тут очень интересно сложилось с соседями. На первом этаже — Лилия Степановна, бывший педагог, милейшая дама. У нее сын Алеша, тоже очень славный… Ну, ты увидишь. Там же, на первом — Светлана Марковна. Раньше была актрисой, тоже очень интересный персонаж, красивая такая…
— Снимается?
— Нет.
— Плохо. Актрисы должны сниматься.
Оле вдруг стало смертельно скучно: и слушать эту Таню, и жить вообще… Какой смысл жить, если апофеозом всей ее борьбы за будущее, за достойного мужа, за все сразу является эта вот дикая кухня черт знает где, черт знает с кем?
— Я пойду, — холодно сообщила Оля и отодвинула чашку.
Таня испугалась такого резкого перехода из настроения в настроение, вскочила:
— Может, еще чаю? Куда ты пойдешь?
— Прогуляюсь. Тут кафетерий рядом, в двух остановках…
— Да закрыт он уже! Он только до семи! Давай Вадиму позвоним, чтобы за тобой приехал!
Как будто Оля сама не думала позвонить Вадиму? Как будто она не позвонила бы, если бы не была такой гордой и обиженной?
— Не надо звонить!
Она уже застегивала свои носатые сапожки, когда в коридор вывалился Игорь, очень злой, просто свирепый.
— Таня! Ну, я же просил не вытирать пыль с примочки! Все настройки мне скрутила!
Оля увидела Игоря.
И уже не могла думать об улице, о сапожках, в которых каблуки за один вечер ободрались о местную плитку до мяса, не могла думать о Вадиме-свинье, о далекой Москве, даже о себе…