– Не передает.
– Да, с концовкой я переборщила, – улыбнулась она. – Уходим?
Они стали спускаться по лестнице пешком. Уинтеру необходимо было пройтись. Адреналин в крови зашкаливал. Как только они вышли, он достал сигарету, сделал затяжку и выдул длинный клуб дыма. От никотина повеяло прохладой и спокойствием. Уинтер почти сразу же пришел в себя. Вездесущая психосоматика. Никотин – стимулятор. И яд. Он надел темные очки и пошел к «мерседесу». Андертон шла рядом, кидая на него многозначительные взгляды.
– Да, знаю, это вредная привычка и мне нужно бросать.
– Я и слова не сказала.
– И без слов понятно.
– Не переживайте, я не собираюсь читать нотации. Сама бросила десять лет назад. Знаю, как это сложно. Если хотите убивать себя, дело ваше.
– Вы же сказали, что нотаций не будет.
– Поверьте, это я еще даже не начинала. Ладно. Что это было – там, в студии?
Уинтер остановился и повернулся к ней лицом. Ему было видно собственное отражение в окне одной из рядом стоящих машин. Это было лицо невиновного человека, совершенно прозрачного, не сделавшего ничего плохого.
– Не понимаю, о чем речь, – ответил Уинтер.
– Хорошо, попробую спросить по-другому.
Андертон явно пыталась подобрать нужные слова. Уинтер прекрасно понимал, что происходит. Эту распространенную методику допроса он и сам использовал множество раз. Тишина становилась напряженной. В душу начинали пробираться сомнения. Он ждал, когда она подберет слова.
– Вы думаете, я и правда поверю, что человека, выдержавшего взгляд отцеубийцы с дрелью, выведет из себя журналистка?
– Она про вас плохие вещи говорила, Андертон. Очень плохие вещи.
– Вы же разыгрывали ее?
– Именно.
– Зачем?
– Я хочу, чтобы это интервью собрало рейтинг. Если кто-то срывает эфир, это тут же попадет в интернет. Максимальный охват. Вот что нам нужно.
– Надо это запустить на YouTube, – кивнула она. – Назвать «Фэбээрщик облажался»
– Ну, вообще-то я бывший фэбээрщик, и я не облажался.
– Да, но ролик с названием «Бывший фэбээрщик немного расстроился, давая интервью» никто смотреть не будет.
– Это точно, – рассмеялся Уинтер.
Андертон достала телефон и стала тыкать в экран указательным пальцем.
– Пишу СМС знакомому, – сказала она, увидев взгляд Уинтера. – Они выложат интервью.
Закончив, она убрала телефон.
– Кстати, спасибо за защиту моей чести.
– Пожалуйста. Как было сказано ранее, мы партнеры, а партнеры прикрывают друг друга.
Андертон двинулась к машине, и Уинтер последовал за ней.
– Нам нужно поговорить о главном, – сказала она. – Вы не были полностью откровенны со мной.
– Я и не мог быть.
– Вопрос: насколько вы уверены в том, что в следующей бомбе не будет выключателя, срабатывающего при наклоне?
– На 99 процентов. Поэтому я и не мог ничего сказать вам заранее. Если бы я сказал вам о своем плане, вы бы его одобрили?
– Да.
– Нет, – покачал он головой. – Вы провели в полиции тридцать лет. Вы давали клятву защищать людей. Даже один процент риска – это слишком много, когда речь идет о жизни и смерти. Предположим, я ошибся. Что теперь будет? Следующая жертва наклоняет стул и разрывается на части. Смерть на вашей совести.
Андертон ничего не сказала.
– О чем я и говорю.
– А как же вы? Ведь если вы ошиблись, эта смерть будет на вашей совести.
– Такого не будет. Это же психология. Сами подумайте. В его распоряжении – с десяток способов взорвать бомбу. Мог бы поставить таймер. Мог бы сидеть в машине и ждать прихода мужа, а потом взорвать ее звонком мобильного. Мог бы предусмотреть выключатель, срабатывающий при наклоне. Любой из способов привел бы к нужному результату – жертва была бы мертва.
– Но ему обязательно нужно, чтобы взрывателем был муж.
– Да, это его главная отрада. Ему нужно, чтобы открылась дверь и бомба взорвалась. Именно в таком порядке. Дверь – взрыв. Он хочет, чтобы руки мужа были обагрены кровью его жены.
Андертон остановилась и поймала его взгляд.
– На будущее – если у вас будут возникать какие-нибудь мысли, я хочу о них знать. Даже если они совершенно сумасшедшие и ни к чему не приведут. Я бы даже сказала, особенно такого рода мысли меня интересуют. Я понятно объяснила?
– Более чем.
– В таком случае мне больше нечего сказать, – отрезала Андертон, продолжая смотреть на Уинтера. Выражение ее лица сменилось с крайне раздраженного на озадаченное.
– Что? – спросил он.
– В первой части интервью вы хорошо разворачивали эту тему насчет «мы и они», а потом все испортили обращением к следующей жертве.
– К сожалению, у меня не было другого выхода. Где, кто, почему – помните? В доме Собека я краем глаза увидел почему. Это дает нам возможность спасти чью-то жизнь, а этот козырь покроет все. Ведь, в конце концов, мы же здесь сейчас, чтобы спасать жизни, не так ли?