— …Она как-то себя хотела выделить. Вот что мне было неприятно, — говорила Зина. — Может быть, это только казалось… из-за Павла… Он так на нее смотрит. Она ему голову вскружила…
— Я тоже не в восторге от нее была, но теперь, после того как она нас всех спасла, — сказала Лена, — я ею восхищаюсь. Может быть, тебе это нерадостно слышать, Зина, но это так…
— Почему же?! Все правильно. И я тоже…
Тишков не стал им мешать, пошел дальше, к лагерю.
Он давно овдовел, один воспитывал сына. И привык ревностно относиться ко всем его интересам и увлечениям. Невеселые мысли у него были теперь о Павле. Нет, не время сейчас для душевных порывов, даже самых лучших, даже таких, объяснимых в его возрасте, не время. Павел должен это понять. И подавить в себе, запрятать поглубже свои симпатии. Чтобы не было лишних разговоров. Они сейчас ни к чему.
Он отыскал Лидию.
— A-а! Командиру привет! — улыбнулась Лидия.
Она жестом пригласила его сесть на матрац, который был расстелен под старой осиной. Никита Степанович присел.
— Я хотел сказать, что ты держалась молодцом! Ты действительно помогла нам…
— Он польстился на золотые часы, что были у меня в сумке… А тут бомбежка…
— Понятно. Кстати, ты хорошо говоришь по-немецки. Почему?
Лидия засмеялась.
— Хорошо? Вы-то знаете немецкий, видите, что я говорю с грехом пополам…
— Нет. Я не знаю немецкого…
Лидия попросила:
— Дайте мне закурить. — Она затянулась папиросой. — Немецкий я учила в школе. Учитель был у меня очень хороший. Отличный был учитель немецкого…
— А мне не пришлось выучить иностранный язык…
— Зачем вы разыграли эту комедию? Зачем полезли на рожон, когда он вызвал коммунистов? Вы понимаете, что они могли всех нас расстрелять?
— Понимаю! Может быть, я действительно был не совсем осторожен. Но в такие мгновения думаешь прежде всего о детях. Я решил, что выйду один. Они меня расстреляют, сорвут, что ли, злость. Зато другие останутся целы. А вышли все.
— Ну ладно, теперь это позади…
Никита Степанович внимательно посмотрел на Лидию.
— А впереди самое трудное, Лида. Самое трудное осталось!
— Домой? Возвращаемся? — спросила Лидия.
— Да, — Тишков кивнул. — Дождемся только вечера. Дадим отдохнуть детям, и в путь…
До сумерек время прошло спокойно. Даже артиллерийских гулов не было слышно. Дети хорошо отдохнули в тишине, поели. С наступлением сумерек обоз стал готовиться в путь. Впрягали лошадей, укладывали на повозки скарб, матрацы, провизию.
И вот по команде Тишкова обоз тронулся в путь по проселочной дороге. Впереди, как и прежде, ехал Тишков, а замыкал обоз на телеге директор Виктор Иванович.
Никита Степанович когда-то бродил в этих местах с охотничьей двустволкой, но совершенно запамятовал, что деревню Оболь от лесовидского леса отделяет река. Забыл он, как и звалась река. И теперь, когда лес вдруг стал редеть, а впереди из сиреневого сумрака вдруг потянуло речной прохладой, он закричал на лошадь:
— Тырр!..
Старая, заросшая травой проселочная дорога, по которой они ехали, уходила в сторону, круто брала к северу… Что там, Тишков не знал. Он проверил по компасу направление — юго-восток. С этой стороны из реденького леса на них накатывалась сиреневая прохлада речного тумана.
— Река! — сказала Лена.
— Да… — Тишков покачал головой. — А я совсем забыл про реку-то…
Прибежал запыхавшийся Виктор Иванович.
— В чем дело?
— Река! — в один голос сказали Тишков и Лена.
— Моста нет?
— Какой тут мост! — невесело усмехнулся Никита Степанович. — Конечно, никаких мостов нет. А если есть, то уж, как пить дать, охраняются гитлеровцами…
Стали собираться взрослые. Пришел, прихрамывая, и Володя Большой. Тишков обнял его за плечи, спросил:
— Как нога?
— Все в порядке, товарищ командир! — бодро отрапортовал Володя.
Он пользовался теперь еще большим уважением со стороны детей. И как это ни странно, именно ранение способствовало его растущему авторитету. Нашлись мальчишки, которые просто позавидовали Володе Большому: ведь он теперь герой, раз у него перевязана нога. И ранение он получил в настоящем бою, от настоящей вражеской пули.
Все это прекрасно понимал Тишков и другие воспитатели. Никита Степанович даже побаивался, как бы «героизм» Володи Большого не навлек на них беду. Ведь появись вдруг фашисты, найдется немало мальчишек, да и девочек, которые захотят также вот «отличиться». Они еще не отдают себе полного отчета в том, что чистая случайность спасла жизнь Володе, что стреляют гитлеровцы метко, хладнокровно. У них не дрогнет рука убить ребенка.