— Рассказывай спокойнее. Ну, обрисуй мне обстановку в детском доме. Я так был занят, что совершенно отвлекся от детского дома и полностью положился на тебя. Да-да! Я не раз говорил, что ты мой самый лучший агент. Тебя я ценю больше всех!
— Как агента? Или как женщину?
Кох засмеялся.
— В последний раз офицеры, посетившие детский дом, даже не захотели взглянуть на меня…
Кох сразу насторожился.
— Что это за посещение?
Лидия пожала плечами.
— Тебе виднее…
— Я не в курсе!
— Любопытно!
Кох нахмурился.
— Когда это было?
Лидия назвала приблизительно дату. Кох полистал блокнот и вдруг откинулся на спинку кресла.
— Это были партизаны!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что перед этим погибли офицеры из Полоцка во главе с полковником Зикфридом, которые прибыли по моему вызову.
— Но почему все-таки это не могли быть другие офицеры?
— Не будь наивной! Ты прекрасно понимаешь, что своими глазами видела партизан. И даже, наверное, их командиров!
— Вот уж не подумала бы!
— А ты говоришь уничтожить детский дом! — Кох вскочил с кресла. — Подожди, я захлопну эту ловушку!.. Что еще произошло за это время?
— Уходил Павел Тишков…
— Знаю, — нетерпеливо перебил Кох. — Он ушел в партизаны.
— Нет, вернулся…
— Значит, он вернулся! Когда? После этого посещения?
— Да. После.
— Все ясно. Он их связной… Ну, теперь снова веревочка у нас в руках. Только не так грубо будем действовать, как со Сташенко… Следить. И постарайся снова войти в доверие… Особенно к Павлу…
— Едва ли это возможно…
— Ты должна! Должна!.. — выкрикнул Кох. — Я сделал ставкой свою жизнь. Или я захвачу партизан, уничтожу их всех, или застрелюсь…
Лидия закурила. Кох подошел к ней, положил руку на плечо.
— Кстати, и твой дом… — тихо сказал он. — Помни завещание отца. Он был отличным разведчиком. Им гордились все. Сам фюрер ставил его в пример…
— Это был мой отчим…
— Вот как? — заинтересовался Кох. — Значит, Отто твой отчим?
— Да. Видишь, даже и не знаешь всего о своем агенте. Он сам послал свою жену к старику помещику Франсу Казело-Поклевскому… Сначала она у него осталась, а потом задушила старика подушками ночью… Мою мать заставил так сделать Отто… Я его ненавидела и боялась всю жизнь…
— Но он был отличный воспитатель!
— Конечно! Он постарался лишить меня всякой жалости. Сделал меня холодной и расчетливой. Научил стрелять, владеть кинжалом. Потом научил убивать… В Литве я уже убивала… У меня теперь сильная рука Я могу убить мужчину одним ударом ножа… Да-да… Так я разделалась с этим Шаровым, который пошел через линию фронта…
— Это было ошибкой! Тебе самой было бы легче выяснить их связи…
— Тогда я думала только об одном: быть помещицей в родовом имении. Когда же это сбудется?
— Еще коньяку?..
Лидия кивнула.
Кох налил.
Лидия взяла рюмку.
— Иногда я начинаю терять уверенность… Что на фронте?
Кох помолчал, потом нахмурился и ответил:
— По всем фронтам русские наступают. Мы отходим пока… Но фюрер уверяет, что это временное явление… Надо наводить порядок в тылах. То есть здесь, у нас. Удары партизан — вот причина активизации русских и их временного успеха на фронтах… Я бы мог тебе дать толстые папки с сообщениями о диверсиях… Это катастрофично!
Лидия отпила коньяк.
— Теперь ты понимаешь, что уничтожение партизан — наша первая задача! — воскликнул Кох.
— А выполнима ли она?
Кох насторожился.
— Почему такой пессимизм?
— Обыкновенное равнодушие…
— Тебя даже не трогает, что я поставил на карту свою жизнь.
— Это забавно…
— И не больше? Что ты будешь делать, если я застрелюсь?
— Найду себе шефа с более уравновешенным характером.
— Ладно. Пошутили, и хватит. Тебе понятно задание?
— Только это в последний раз. Обещай, что, если и теперь ничего не выйдет с ловушкой, вы освободите мой дом…
— Хорошо. Я обещаю!
— Слово офицера.
— Слово друга, если ты так хочешь!
Потом Лидия вышла со сверточком под мышкой из гестапо и снова попала под наблюдение. Лены Копытовой.
Никуда больше не заходя, Лидия направилась в Коровкино.
— Теперь нам надо действовать быстро и решительно, — говорил Павел отцу. — Пока фрицы уверены, что агент их цел, мы должны с ней разделаться…
— Ой ли! Не навлечет ли это беды?…
Несколько дней колебались Тишковы, но тут возвратилась Люся Соротка с сообщением из штаба бригады.