(гл. 28) - Что мы сделаем с теми п р е д а т е л я м и родного края, которые шли грабить наши курени и уничтожать казачество? […]
- Расстрелять! Всех! […] Нету им, х р и с т о п р о д а в ц а м, милости! Ж и д ы какие из них есть - убить!… Убить!.. Р а с п я т ь и х!..»
(гл. 30) Григорий Мелехов Подтелкову: «Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков ж и д а м п р о д а л!»
Враг народа
Осип Давыдович Штокман, слесарь, член РСДРП (б), появившийся впервые во 2-й части романа (книга 1) и погибший от рук солдат мятежного Сердобского полка в части 6-й (книга 3), привлек внимание Д*, давшего в «Стремени «Тихого Дона» глубокую и верную характеристику этого образа.
Ключевая для образа сцена - поездка Штокмана на повозке Федота Бодовскова (в дальнейшем приговоренного Штокманом к расстрелу) из станицы Вешенской в хутор Татарский:
«[…] на гребне, в коричневом бурьянном сухостое, в полверсте от дороги калмыцкий наметанно-зоркий глаз Федота различил чуть приметно двигавшиеся головки дудаков (дроф. - Б. С.).
- Ружьишка нету, а то б заехали на дудаков. Вон они ходют… - вздохнул, указывая пальцем.
- Не вижу, - сознался пассажир, подслеповато моргая» (кн. 1, ч. 2, гл. 4).
Можно согласиться с Д*, писавшим, что «так же подслеповато, как на дудаков, глядит Штокман и на Федота, а затем […] с такой же близорукостью […] на весь казачий быт-обиход» (с.44).
Замечание Д*, «что в глазах автора лица, подобные Штокману, не являются созидателями нового, но лишь тупыми фанатиками затверженных идей», можно подкрепить цитатой из главы 16-й (ч. 2): «Штокман с присущей ему яркостью, сжато, в твердых фразах обрисовал борьбу капиталистических государств за рынки и колонии», точнее более ранним и менее шолоховским вариантом этого фрагмента: «[…] в твердых, словно заученных фразах […]».
Такая трактовка образа находит, по мнению Д*, подтверждение в самом имени персонажа: «Жестокость смысловой сути в самой фамилии: Stock (палка, немецк.)» (с. 46). Немецкая этимология кажется здесь тем более оправданной ввиду того, что в первых изданиях романа Штокман происходил не из латышей, а из немцев: «Дед из немцев происходил».
Тем не менее, выбор такого имени автором романа, если не допускать только, что это был Шолохов с его звериным невежеством, с несомненностью указывает на один-единственный источник - пьесу Генриха Ибсена «Доктор Штокман (Враг народа)».
Объяснение тому факту, что большевик Штокман унаследовал имя норвежского врача, мы находим в специфической судьбе пьесы Ибсена в России. Дело в том, что «в то тревожное политическое время - до первой революции - было сильно в обществе чувство протеста». Публика «жадно искала героя, бесстрашно говорящего правду, воспрещенную властями и цензурой». Первым таким героем и стал доктор Штокман в исполнении К. С. Станиславского, которому принадлежит и процитированное выше высказывание.
Успех сопутствовал «Доктору Штокману» в Москве, но на гастролях в Петербурге в 1901 году Московский Художественный театр показал спектакль в обстановке уже вовсе необычной. В начале года у Казанского собора состоялась студенческая демонстрация, разогнанная специально вызванными казаками. На таком фоне и проходил спектакль. «Ввиду печальных событий дня, - вспоминал Станиславский, - театральный зал был до крайности возбужден и ловил малейший намек на свободу, откликался на всякое слово протеста Штокмана. То и дело, притом в самых неожиданных местах, среди действия раздавались взрывы тенденциозных рукоплесканий. Это был политический спектакль», - заключает Станиславский, хотя «мы, исполнители пьесы и ролей, стоя на сцене, не думали о политике».
Станиславский особо отмечает, что ничего революционного в пьесе не было, напротив: «герой презирает сплоченное большинство и восхваляет индивидуальность отдельных людей, которым он хотел бы передать управление жизнью. Но Штокман протестует, Штокман смело говорит правду, - и этого было достаточно, чтобы сделать из него политического героя».
Вывод Станиславского: «Нужна была революционная пьеса, - и «Штокмана» превратили в таковую»*.
Таким образом, выбор фамилии Штокман для наименования героя романа свидетельствует, по-видимому, о том, что Автор «Тихого Дона» рассматривает свой персонаж как фигуру отрицательную, антидемократическую, иными словами - как в р а г а н а р о д а.
Тогда недавний символ революции превращается в способ дискредитации революционеров. Одного этого достаточно, чтобы причислить первую книгу «Тихого Дона» к «литературе реакции», то есть увидеть в романе черты пореволюционной (после революции 1905 - 1907 гг.) переоценки ценностей.