А через несколько строк читаем:
«Анисья [вначале] металась по твердой, с запахом овчины кровати, икая тяжело дышала. Степан приморившись [бить] истязать мягкое, как закрутевшее тесто, тело, шарил по лицу ее рукою, слез искал, но щеки Аксиньи были пламенно-сухи...».
И далее, на всем протяжении следующей страницы рассказ идет про Аксинью: «Аксинья поскрипывая ведрами сошла к Дону...». Но уже в конце этого же абзаца — читаем: «Анисья ласкала мутным от прихлынувших слез взглядом сильные его ноги... <...> Анисья [щурясь] целовала глазами этот крохотный когда-то ей принадлежавший кусочек любимого тела...».
В этой главе — удивительном по силе поэзии и проникновения в человеческую душу гимне женской любви — имя главной героини романа поминается 38 раз. Из них в 11 случаях она — Аксинья, а в 27 — Анисья. Причем имена эти идут подчас рядом:
«— Аксютка!
— Сюда иди...
— Ага, пришла.
Шелестя листьями подошел и сел рядом. Помолчали.
— В чем это у тебя щека?
Анисья рукавом размазала желтую пахучую пыль».
Или:
«— Чево кричишь? Обидел? Ксюша! Ну, погоди... Постой, хочу што-то сказать.
Анисья оторвала от [лиц] мокрого лица руки...».
На первый взгляд — странность необъяснимая: в потоке прозы автор называет свою любимую героиню попеременно двумя именами — то Аксинья, то Анисья.
«Антишолоховеды» попытались использовать и этот факт, чтобы бросить тень на Шолохова. В статье «Как вас теперь называть, Аксинья?» М. Мезенцев писал: «“Молот” опубликовал факсимильный оттиск одной из страниц рукописи (публикация Л. Колодного. — Ф. К.). Конечно, это рука М. А. Шолохова! На оттиске очень четко 8 раз встречается имя главной героини. Вначале она 3 раза названа Анисьей, потом 2 раза Аксиньей.
Странно! В рукописях “Войны и мира” Наташа ни разу не названа Катей или Акулиной»28.
Мезенцев, по всей вероятности, не знал, что путаница с именами нередко встречается у классиков. У того же Л. Н. Толстого в рукописях повести «Казаки» одного из героев зовут Кирка (сокращенное от Кирилл), потом — Лукешка, потом снова Кирка.
Объяснение этой странности есть, и оно — в особенностях психологии творчества. Шолохов, видимо, долго не мог забыть самое первое имя, которое он дал своей героине, — Анисья, уже поменяв его на Аксинью. В том бурлящем потоке творческого сознания, который захлестывал автора, подсознание делало свое дело и выдавало внутренние колебания автора между двумя именами его героини, которые были ему близки и к тому же созвучны, что и приводило на первых порах к путанице.
«КАЛМЫЦКИЙ УЗЕЛОК»
24—25 ноября Шолохов работает над главой 12/15, которая в печатном тексте идет под номером XIV, — о визите Аксиньи к бабке Дроздихе, мастерице по «заговорам», о беспощадном избиении Аксиньи вернувшимся из лагерей Степаном и столь же беспощадной драке братьев Мелеховых со Степаном Астаховым из-за Аксиньи. Глава кончается словами: «С этого дня в калмыцкий узелок завязалась между Мелеховыми и Степаном Астаховым злоба. Суждено было Гришке Мелехову развязывать этот узелок год спустя, да не дома, а в Восточной Пруссии, под городом да Столыпином».
На полях страницы — столбик цифр:
«1914 г. —
1912 г. —
1913 г.».
А в печатном тексте — изменение: «...суждено было Григорию Мелехову развязывать этот узелок два года спустя в Восточной Пруссии, под городом Столыпином» (2, 70).
Что означает этот столбик цифр, данных не по порядку? И это исправление: не «год спустя», а «два года спустя»? Этот былинный запев:
«Под городом [да] Столыпином», от которого позже Шолохов отказался?
Языковая лаборатория, каковой являются черновые и беловые рукописи романа, опровергает тезис «антишолоховедов», будто перед нами — плод работы некоего «переписчика», перебелившего и ухудшившего первоначальную рукопись какого-то таинственного «доподлинного автора», к примеру, того же Крюкова. Характер работы автора черновиков над словом, направленной на филигранное совершенствование текста, своеобразие правки, как в тексте, так и на полях, свидетельствуют, что перед нами — подлинная черновая рукопись первых двух книг романа «Тихий Дон». Фрагменты, позже включенные в текст, также бесспорно шолоховские по характеру языка, стиля.
Фантасмагорический тезис о Шолохове как «переписчике» чужого труда опровергается в рукописи также и теми «зарубками» на полях, которые носят прогностический характер и никому, кроме истинного автора «Тихого Дона», даже в голову прийти не могли.
К таким прогностическим «зарубкам» относится фраза из первой части романа об «узелке» между Степаном Астаховым и Григорием Мелеховым, равно как и записанные на полях цифры:
«1914 г.
1912 г.
1913 г.»
В главе XIV (в рукописи — 12/15) первой части романа (написанной Шолоховым, как уже сказано, 24—25 ноября 1926 года) действие происходит в ту пору, когда герои романа и представить себе не могли, что скоро разразится война. Шла весна 1912 года, и казаки только что вернулись из лагерей, где от жены казака Томилина Степан Астахов узнал об измене Аксиньи.
Но автор-то знает, как будет развиваться его роман, он знает, что его героев ждет война с Германией и что на полях ее сражений два года спустя в Пруссии, под «городом Столыпином» их пути пересекутся. Шолохов продумал будущее своих героев еще в начале работы над окончательным вариантом «Тихого Дона», представлял его уже три недели спустя после того, как написал первую страницу.
Подсчет: «1914 г.; 1912 г.; 1913 г.», видимо, был сделан Шолоховым при переработке первой части черновика романа, где было сказано, что «узелок» между Григорием и Степаном развязывался в Пруссии «год спустя». Тогда-то писатель и установил, что ошибся на год, и поправил эту ошибку в беловом автографе: «два года спустя».
Некоторые исследователи полагают, что, таким образом Шолохов снова допустил «временной сбой»: «... Григорий встретился со Степаном в бою в Восточной Пруссии, как прямо сказано в тексте романа, в мае 1915 года, то есть почти через три года»29, — пишет, к примеру, Семанов. К сожалению, «сбой» допустил сам Семанов: в тексте романа нет указания на то, что эта встреча произошла в мае 1915, а не в 1914 году. Но об этом — позже.
«ВСТАВНАЯ ГЛАВА»
Еще одна прогностическая пометка Шолохова — на поле главы 24/25: «Дать гульбу, “баклановцев”, параллель — молодежь и рассказ деда Гришаки».
Эта запись сделана на странице 79/75, которая мыслилась Шолоховым как заключительная страница первой части романа, ее последней, 24/25-й главы. Вслед за поставленной точкой, означающей окончание первой части рукописи, значилось:
«Часть вторая
1».
Но далее не последовало ни строчки первой главы второй части, и сам этот заголовок густо зачеркнут карандашом.
Судя по всему, 24/25-я глава, завершающая в черновике первую часть, Шолохову не понравилась. На ее полях красным карандашом значится: «Перенести?». Однако в окончательном тексте романа — ни в беловике, ни в книге этой главы нет — писатель от нее отказался. Почему?