— Вопросов больше нет, Виктор Иванович?
— Больше нет.
— Тогда прощаемся, — строго сказал Федич и, обойдя стол, подал могучую руку. — Надо готовить материал в газету вот по этой статье, да и о первомайском митинге пора подумать.
Выйдя на улицу, Виктор Иванович почувствовал жаркое дыхание настоящей весны. Не глядя под ноги, месил тяжелыми сапогами уже загустевшую грязь, ватный пиджак — нараспашку, и неразлучная цигарка под усами.
С тринадцатого года знаком он с Федичем, а знают о прошлом друг друга не так уж много. Не принято было в их положении исповедоваться. Знал, что родом Федор Федорович из Златоуста, из рабочей семьи. Смолоду связан с подпольем, кончил горное училище в Екатеринбурге, и свет повидал аж до Франции. В Петербурге в редакции «Правды» поработал. Там же черносотенцы погубили его жену, подстроив автомобильную катастрофу. А здесь уже схоронил единственную малолетнюю дочку, не уберег от кори.
И хотя был Федич младше на семь лет, Виктор Иванович почитал его за старшего товарища, уважая блестящий, живой ум, богатый опыт и уменье подчинить себе людей, когда это надо.
Задумавшись, Виктор Иванович не заметил, как свернул из Соборного переулка, прошел вдоль изгороди горсада по Нижегородской, а потом повернул за угол сада уже по Татарскому переулку. Все эти дни, с середины марта, он не мог насладиться свободой передвижения, блаженно сознавая, что за ним нет и не может быть жандармского «хвоста». Ведь с пятого года не хаживал без оглядки! Да оглянуться-то еще надо незаметно!
Садовый забор доходил до Гимназической улицы, и здесь на перекрестке встретил Данин земляков. Они заметили его далеко и поджидали.
— Васек! — воскликнул Виктор Иванович, словно очнувшись. — И Катя тут! Уж не на фронте ли тоже была? Откуда вы тут?
Он поздоровался с ними за руку, потискал обрадованно, как родных, и отступил на шаг, разглядывая этих молодых людей, уже не выглядевших столь молодыми. И здорово изменились с тех пор, как он их помнил.
— Поговорить бы надоть, Виктор Иванович, — сказал Василий, начав свертывать самокрутку. — Искать я вас хотел, да вот Катя углядела. Чуть не от того угла загородки поджидаем.
— С фронтовиком поговорить всегда интересно. Тут я на днях старших сыновей Чулковых встретил — тоже фронтовики, но анархисты, кажись, чертяки… А из тебя, кого фронтовой огонь испек?
— Да я, наверно, таким и остался, каким был, — ответил Василий.
— Э, нет. Такими же оттуда не возвращаются. Фронт людей переделывает…
— Ты иди, Катя, домой, а мы побеседоваем, — предложил Василий. — Приду я скоро.
Она поняла, что есть у них какие-то секреты, простилась с Виктором Ивановичем и удалилась.
— Антон вам кланяться велел, — поглядев вслед Катерине, негромко молвил Василий.
— Что? — встрепенулся Данин. — Чего ты сказал?
— Антон Русаков кланяться вам велел.
— Ну вот, — засиял Виктор Иванович, — а говоришь, таким же вернулся… Где ж вы с ним виделись-то?.. Да, вот чего, коль так, пройдем-ка до моей квартиры. Не торчать же нам здесь. А Катя подождет. Не потеряешься ты.
Всю дорогу Василий рассказывал о Петренко, а Виктор Иванович не уставал восхищаться:
— Ну, молодец, Антон, волк его задави. Ну, молодец!.. Так, значит, в полковой комитет его выбрали, говоришь? И Макар ваш там, и Тимофей Рушников с вами был?.. Ну, а Гриша-то Шлыков как же теперь, долго пролежит?
— Очнулся-то на другой день он, а теперь уж вот неделю ходим — выписывать пока не сулят. Приступы опять повторяться стали.
— Антон-то ничего больше не наказывал?
— Кланяться велел Матильде Вячеславовне… А нам с Гришею велел не ворачиваться на фронт, и будто бы вы можете помочь нам в этом… Да ведь неловко скрываться-то от всех.
Тут они подошли к воротам домика на Болотной. Виктор Иванович по-хозяйски пошел вперед и с порога возвестил:
— Зоюшка, вот Васек Рослов, наш хуторянин. С фронта он, прошу любить и жаловать!.. А Маркович-то, Авдей где?
— Да ведь в наряде он эти сутки, — ответила Зоя, поздоровавшись с гостем. — Забыли вы, что ль?
Чтобы уберечь Авдея от фронта, пришлось устроить его надзирателем в тюрьму. Да и людей своих там надо было иметь непременно.
Раздевшись, Виктор Иванович, присел к столу и, увидев крест на груди у Василия, воскликнул:
— О, да ты георгиевский кавалер, волк тебя задави! Вот отчего скрываться-то неловко тебе.
— Нет, — возразил Василий, садясь к тому же столу. — Железки эти скинуть можно… Ношу их, потому как в иных случаях пособляют они здорово… А вот с совестью как быть? Там ведь война идет.