– Поедем, – сказала она. Язык повиновался с трудом.
– Да, поедем, – согласился Колин, глядя вперёд, на прямую дорогу, которая скрывалась за возвышенностью. Его голос звучал глухо. – Всё-таки скажи мне, Шерил… почему ты так стремилась в этот город?
– Какая разница?.. – она хотела, чтобы это прозвучало возмущённо и капризно, но слова вырвались вялые и бесформенные. Голова тяжелела, словно набитая свинцом. Салон автомобиля медленно, но очень раздражающе вращался вокруг неё, не давая сосредоточиться. Господи, подумала Шерил. Я заболела. Может, даже заработала пневмо…
– Разницы никакой, – сказал Колин. Теперь она испугалась по-настоящему: голос Колина прозвучал, словно доносился из глубин бездонного колодца, прокатываясь болезненными раскатами в голове. Шёпот обрушился градом камней, больно бьющих по ушам. Шерил ощутила, что не может пошевелить ни одной частью тела.
Мы едем в Тихий Холм.
Кто это сказал?.. Колин? Разве это его голос, писклявый и растянутый во времени? Она лихорадочно сжала подлокотник кресла, словно надеялась ухватиться за ускользающую ткань реальности. Но салон всё равно уплывал куда-то далеко, оставляя её в темноте. В последний миг она увидела, как Колин наконец оторвался от созерцания сумрака за окном и посмотрел на неё. Он улыбался – смущённо и мягко, как всегда, но Шерил ощутила, как по её шее проходится острое лезвие ужаса. Веки опустились сами собой, уши набились ватой, и она безвозвратно потерялась в тёмных лабиринтах пустой тьмы.
Глава 18
Шерил не знала, сколько длилось забытье. В какой-то момент поймала себя на том, что видит под веками яркий зелёный свет, идущий волнами, как абсент в хрустальном бокале. Одновременно разболелась голова, словно в череп с расстановкой вбивали ржавый семидюймовый гвоздь. Веки распухли и слиплись – поднимая их, она ощутила резкое жжение. Хотела протереть ладонью глаза, но руки не повиновались.
Она снова увидела собственный образ на стекле. На этот раз за стеклом была пелена ночи, лишающая возможности видеть. По тряске и рокоту мотора Шерил догадалась, что «додж» продолжает движение.
– Что… – она закашлялась, когда засохший язык коснулся нёба. Кашель в свою очередь взорвал горло болью.
– Проснулась? – это спросил Колин. Он по-прежнему восседал на водительском кресле и вёл машину. Шерил с трудом скосила глаза в его сторону. Она ничего не понимала. Последнее, что память сохранила чётко – тормозные огни уезжающей машины, которые вспыхнули и погасли, как глаза дьявола. А дальше… что было дальше? Почему так болит голова? Словно туда впихнули полтонны свинца…
Она вновь попыталась оторвать руки от подлокотников (впервые почувствовав раздражение, что пассажирское кресло в «додже» Колина оснащено этой старомодной и громоздкой деталью). Руки не шевелились. Она озадаченно взглянула на них и увидела прозрачные полосы клейкой ленты, пересекающие запястья и локти. Там, где лента впилась в кожу, бледнели выцветшие струйки вен.
Что случилось? Зачем?..
– Не пытайся высвободиться, – заботливо посоветовал Колин. – Только силы потратишь. Я читал, что лента держит даже крепче, чем корабельная бечёвка.
Шерил непонимающе вслушивалась в слова, продолжая медленно, по кусочкам восстанавливать события в памяти. Они пошли к машине… Колин спросил, и она ответила, что больше не хочет в Тихий Холм. А потом… да, он предложил ей согреться и выпить чай из термоса. И ей стало плохо.
– Ты… – выплёвывая по слогам, шёпотом, почти неслышимо. Колину пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать. – Ты что-то… подмешал…
– Фенобарбитал-плюс, – кивнул он. – Купил в аптеке Плезант Ривера. Главное – правильно подобрать дозу. Если переборщить, можно не проснуться. Но не волнуйся, я отмерял тщательно. Сейчас, наверное, у тебя раскалывается голова, но это пройдёт.
– Колин… ты… – голова и в самом деле трещала по швам при каждом слове; ей приходилось морщиться и стискивать зубы. – Зачем?
Она всё ещё не понимала, что произошло. Это было похоже на плохой сон – только что она направлялась в город с последним визитом, потом хлоп, и вот она здесь, связанная по рукам, отравленная сильнодействующим снотворным, что подсыпал человек, которого она любила. Более сюрреалистичной зарисовки нельзя придумать.
Колин снова переключил внимание на дорогу. Разделительная полоса мелькала в жёлтом свете, пунктиры сливались в сплошную линию.
– Постараюсь тебе объяснить, – сказал он. – Не думаю, что ты поймёшь… но хотя бы попытайся. Для меня это важно.
Он вписался в поворот, сбросив скорость почти до нуля. В конусе света перед машиной Шерил мельком увидела стволы деревьев, обступающих дорогу вплотную, как армия молчаливых стражей. К горлу подкатила тошнота липкой плотной массой.
Господи, меня сейчас вырвет. Прямо здесь.
Она глубоко вдохнула и задержала дыхание, не давая судорожным порывам диафрагмы взять верх. Колин меж тем продолжал говорить, тихо, безжизненно, но отчётливо:
– Представь себе парня, который с мальчишеских пор находился в поисках истинной любви. И не находил. Не подумай, я вовсе не хочу сказать, что девчонки меня чурались… смею полагать, большинству из них я даже представлялся симпатичным. Несмотря на привычку одеваться не по моде. Но всё это было ненастоящее, Шерил. Ненастоящее… Понимаешь?
Желудок вернулся в спокойное состояние, снова выпятив на передний план свербящую боль в голове. Но в целом Шерил почувствовала себя гораздо лучше, чем пару минут назад. Так что она могла вслушиваться в слова Колина чуть более подробно. И с каждой секундой апатия и недоумение уступали место негодованию.
– Колин, – она облизнула пересохшие губы, – о чём ты говоришь, чёрт побери? Развяжи меня. Немедленно.
– Не могу, Шерил, – Колин грустно улыбнулся. – Так надо, поверь мне.
– Если это глупая шутка, то я…
– Не шутка. Шерил, можешь просто дослушать меня?
– Да иди ты!.. – она задохнулась от ярости. – Мне наплевать, что ты хочешь рассказать! Развяжи меня, сейчас же!
В последнем выкрике она окончательно потеряла контроль над собой, и в слова ворвались неприкрытый страх и мольба. Колин промолчал. На шоссе не было видно ни одной машины. Здесь всё ещё тянулась лесополоса.
– В-общем, – ровно продолжил Колин, как ни в чём не бывало, когда отзвуки её крика растворились в тишине салона, – меня абсолютно не устраивало то, что могли дать мне девушки, с которыми я встречался. Сам не знаю, чего именно я от них хотел… Но знаю одно: я это нашёл. Нашёл в тебе, Шерил.
Вновь эта странная – печальная и нерешительная – улыбка затронула его губы, и она вдруг поняла: Да он псих. Колин – сумасшедший!
– Помнишь наш первый разговор? – спросил Колин. – В библиотеке. Я стоял за тобой, видел со спины… но сразу понял, что ты – та самая, которую я искал. Звучит банально, но… Господи, знала ты бы, что я чувствовал! Я набрался смелости и спросил, какую книгу ты хочешь взять. Помнишь?
Разумеется, Шерил помнила. Помнила потную духоту библиотечного помещения и вселенскую скуку, навеянную сорока минутами простоя в очереди. И тут чей-то смущённый голос сзади обратился: «Извините, какую книгу вы хотите получить?». Она обернулась, чуть раздражённо и уж во всяком случае не в настроении заводить дискуссии. Но слова застряли в глотке, когда она увидела говорящего. Потом Шерил много думала, что же всё-таки в этом вполне заурядном парне сразило её наповал – открытое простодушное лицо, небрежность, кажущаяся нарочитой, или эта кроткая, того и гляди исчезнет, улыбка. Скорее всего, решила она в конце концов, всё вместе. Колин смотрел на неё, она – на него, они глазели друг на друга, как пара придурков, ничего не говоря. Наконец Шерил нашла в себе силы разлепить губы и выдала гениальную фразу: «Э-э…». Так началось их знакомство – просто и обыденно, чтобы вырулить к этому скомканному повороту в лесных дебрях между Тихим Холмом и Плезант Ривером.