Он смотрел вечерние новости.
Чёрт возьми! … Дугласа убили! Его убили, как отца!
– Прекрати, – прошептала она, шевеля губами. Вдруг страшно захотелось пить. Шерил тихо встала, откинув одеяло. Хотела включить свет, но Роуз в этот момент заворочалась в постели, и она оставила выключатель в покое.
Бутылка с молоком в холодильнике была наполовину полна. Шерил жадно припала к горлышку, судорожно глотая холодную жидкость. Желудок недовольно забурчал, но жар в голове заметно ослабился. Когда бутылка опустела, она швырнула её в мусорную корзину и уселась за стол, обхватив лицо руками. Щёки горели, пальцы незаметно подёргивались.
Ну что, что такое? Успокойся. Всё прошло.
Вот именно. Всё прошло. Дуглас был последним, кто связывал её с прежней жизнью – маленькой, мирной, наивной; последним, кто увидел ту простодушную, страшащуюся незнакомого мира девушку, которая набирала отцовский номер, чтобы сообщить – всё в порядке. История стиралась вместе со своими свидетелями. Обычно мысль о том, что события той ночи потихоньку погружаются в чёрный пруд забвения, ободряла Шерил. Но не сегодня. Вновь захлестнуло до боли знакомое ощущение абсолютного одиночества, непонятости.
Хотя вкус молока ещё горчил на языке, её снова обуяла жажда. Шерил на этот раз не стала тянуться к холодильнику, а встала и вернулась на кровать. Нужно спать, чего бы это ни стоило. Ночь на то и тёмное время, чтобы вздорные мысли и глупые страхи обрели плоть. В лучах рассвета всё будет казаться просто смешным. Шерил на это искренне надеялась. Положив голову на подушку, она натянула одеяло до подбородка: привычка с детства, она не изменяла ей даже в самые жаркие ночи. Чтобы не видеть предательское серебро луны, она крепко закрыла глаза и так и не открывала, пока не заснула.
Спала она плохо. Даже сам переход в небытие давался нелегко – она не растворилась в тёплых волнах истомы, как обычно, а долго и болезненно пробиралась через хребты и ущелья темноты, пока наконец не добилась желаемого. Небытие сочило голубоватый свет, и она видела его под веками. Потом свет обратился в высокое осеннее небо. На небо набежали тени облаков, рваных и серых. Посреди этой картины пеплом кружила одинокая чёрная птица, потом улетела и она. Шерил поняла, что она смотрит на небо. А внизу, на земле, священник по второму кругу читал псалтырь над закрытым гробом. Люди сосредоточенно смотрели под ноги, дождь бил по их чёрной одежде.
Она осознавала, что спит. Хотя бы потому, что умершего второй раз не хоронят. И изо всех сил желала проснуться, но голос священника и шум ветра цепко держали её в мире грёз.
Шерил беспомощно оглянулась, надеясь заметить какое-нибудь несоответствие своим воспоминаниям, которое дало бы толчок к пробуждению. Несоответствия были, даже больше, чем она ожидала. И они вовсе не способствовали прояснению разума – наоборот… пугали и погружали её всё больше в реальность сна.
Она знала почти всех присутствующих. По левую руку, в изящной чёрной шляпке, стояла Кэрол. По правую руку – Роуз… то есть она полагала, что это Роуз: непостижимым образом ей не удавалось разглядеть её лицо достаточно хорошо. Во сне такое бывает.
Присутствовали здесь её приятели и подруги из курса, даже несколько преподавателей, которые относились к ней особенно хорошо. Лица застыли, словно нарисованные на бумаге. Шерил заметила, что люди образовывают вокруг гроба не полукруг, как обычно, а цельное кольцо. Внутри кольца в двух шагах от изголовья гроба стояла трибуна священника.
Ну вот видишь?.. Это абсурд. Это не по-настоящему. Какое дело Кэрол и Роуз до похорон Дугласа?
Ей в голову пришла шальная мысль подёргать окаменевшую Кэрол за руку и спросить, какого дьявола она здесь делает, но Шерил хватило ума не воплощать идею в жизнь. Пока сон течёт своей размеренной жизнью, нет смысла его нарушать. Иначе – прямая дорога в кошмар, который дорого ей обойдётся.
Так что она выжидала. Священник закончил речь, из которой Шерил не поняла ни слова, и исчез с трибуны. Именно исчез: она не увидела, как он ушёл. Некоторое время трибуна пустовала, окружённая живыми манекенами, потом из кольца вышел вперёд человек. В отличие от остальных, он двигался вполне нормально, хоть и медленно, погружённый в горесть. Шерил судорожно вдохнула. На трибуну выходил Колин.
Внезапно она всё поняла. Несоответствия встали на места, образовав связную цепочку. Она посмотрела по сторонам. Нефритовая трава, могильные камни, ограда… Ограда была низкой и узорчатой, в то время как в Лос-Анджелесе прямые стальные прутья уходили на высоту пятого этажа. И расположение могил другое, идущее не стройными рядами, а концентрическими кругами. И гроб… Гроб Дугласа был обтянут атласом. А здесь – бархат с характерными шероховатыми складками.
Это был не тот гроб. И не те похороны.
Но тогда…
Шерил оцепенела от безотчётного ужаса, наполняющего её, как вязкий кроваво-красный сироп. Её друзья. Её преподаватели. Колин.
– Я любил её, – сообщил Колин дрожащим голосом, навалившись грудью на трибуну. – Я любил её, а она ушла.
Не может быть!
Она схватила Кэрол за руку. Пальцы подруги были холодными, как гранит.
– Кэрол! Кэрол, посмотри на меня!
Губы Кэрол беззвучно зашевелились. Она громко шмыгнула носом, но не обратила на её отчаянный шёпот никакого внимания. Взгляд был устремлён вдаль, за ограду, за выцветшую лесную чащу, за горизонт.
– Роуз! – Шерил в панике обернулась. Роуз пропала; на месте, где она раньше стояла, осталась лишь охапка принесённых ветром жёлтых листьев.
– Смерть забрала её слишком рано, – голос Колина то стихал, то становился громче, как шум прибоя; в нём была ярость. – Она не может уйти от нас. Не может.
– Не может, – единым хором выдохнули люди, смыкающие кольцо.
– Я здесь! – закричала Шерил и выбежала вперёд, в центр круга, ближе к неприлично яркому бархату. Пустые взгляды пронизали её насквозь. Она увидела могилу, сырую и глубокую. На дне копошились белые кольчатые черви. Она закрыла рот ладонью и отвернулась.
Колин смотрел прямо на неё. Но не видел.
– Бог распорядился не так, как мы хотели…
Сейчас они похоронят меня. Они похоронят меня заживо!
– Да что с вами?! – в исступлении закричала Шерил, вытянув открытые ладони перед собой. – Вот она, я! Смотрите же!
– Мы будем помнить тебя. Твой образ навсегда останется…
– Смотрите! – Шерил со всей силы сжала веки, чтобы пробудиться от кошмара. Сейчас она была не так твёрдо уверена, что это всего лишь сон. Открыв глаза, она увидела, что Колин пропал с трибуны, и трос лебёдки, прицепленный к гробу, начинает натягиваться. Натужный рёв мотора размылся, превращаясь в завывание пожарной сирены.
Остановитесь!
Слова не выходили из горла. Она бросилась вперёд, к гробу. Хотела сорвать с него крышку, но та была крепко приколочена гвоздями. С лёгкостью преодолев её усилия, гроб взвился на воздух и с ужасающей плавностью понёсся к могиле. Шерил увидела, что её ладони в крови: разодрала о край крышки. Боли не было.
– Колин! – она лихорадочно переводила взгляд с одного лица на другое, но видела только картонные лики манекенов. – Колин, помоги! Не дай им…
Гроб сорвался с троса и рухнул вниз. Ударился о дно сначала одной стороной, потом другой, и замер. Черви испуганно поползли прочь. Сирена горланила во всю мощь, и на крышку упали первые комья земли.
– Нет! Не делайте этого!
Заточенный, первобытный страх овладел ею. Шерил кинулась вперёд, в толпу, с размаху ударила кулаком в лицо первому попавшемуся. Может, хоть так заметят… Чужая голова послушно повернулась под её рукой, но криков удивления не последовало. Человек терпеливо снёс удар, будто так и должно быть. Шерил метнулась к другому, сходу заехав по физиономии. Сколько она ни старалась, друзья и подруги оставались слепыми, глухонемыми истуканами, наблюдающими, как её хоронят преждевременно. Она разрыдалась. В могильной яме красный бархат начал скрываться под коричневым слоем.