Обратная сторона.
... на «обратной стороне». Пожалуй, точнее названия не отыскать для мира, в котором всё поставлено с ног на голову, который нагло отрицает все истины и законы нормального мира и упивается этим.
Лязг. Стук. Грохот. Лязг. Стук. Грохот... Это когда-нибудь кончится?
Не успела Хизер так подумать, как перед ней, на расстоянии вытянутой руки, опустилась решетка. Она панически обернулась и увидела пыль, умиротворённо кружащуюся у решетки, которая легла сзади.
Ну вот...
- Спокойно, - прошептала Хизер, затравленно оглядываясь. – Здесь должен быть выход.
Но обе решётки – перед ней и за ней, - стояли уверенно и твёрдо, плотно прилегая к стенам. Прутья слишком толстые и близко расположенные друг к другу – не прогнуть и не пролезть. У Хизер потемнело в глазах. Нет, это невозможно... Лазейка должна быть, должна...
Лазейка и в самом деле была. Она расплылась на стене фосфоресцирующим алым двойным кругом с вписанным в него треугольником. Знак разгорался всё ярче – прутья решеток уже отбрасывали на порозовевший каменный пол длинные тени. На ободе круга и в треугольнике были видны те же закорючки, что и в тех символах, которые Хизер видела раньше – в туалете торгового центра, в подземке... Но этот знак был другим. Хизер смотрела на пульсирующий розовый свет, изливающийся из него, и голова не болела. Вместо этого появилось чувство необычайной лёгкости, будто вот-вот она оторвётся от земли и воспарит вверх, прямо в небо. Этого не случилось. Но розовый свет паутиной оплетал всё. Хизер не чувствовала боли, и поэтому на этот раз чётко увидела, как стены и прутья постепенно теряют чёткость, растворяются в нахлынувшей стихии. В дымке появились короткие белые сполохи, молниеносно пролетающие вперёд-назад. Их становилось всё больше и больше, они издавали негромкое шипение, которое сливалось в шум, напоминающий треск статических помех. Когда нагромождение белых полос вытеснило из этого тесного мира всю красноту, превратив его в сплошные черно-белые вспышки, Хизер поняла, что это экран. Большой телевизионный экран, транслирующий пустой эфир.
Изображение стало понемногу проясняться, и Хизер с трудом различила посреди экрана силуэт человека. Трудно было сказать, мужчина это или женщина – запись (если это действительно была запись) отличалась ужасным качеством. Человек сидел за столом, уткнувшись в запястья лицом, пересечённым мириадами эфирного «снега». Он плакал?.. Хизер услышала искажённый, прерывистый голос, доносящийся со всех сторон одновременно:
- ... всё ещё необычно сильный жар... не могла прощупать пульс... но она всё равно дышит, очень тяжело...
Лиза. Как только Хизер это поняла, помехи испарились, придав изображению кристальную ясность. Теперь было отчётливо видно, что на записи женщина. Она сидела, не шевелясь и не поднимая лица, поэтому Хизер видела только её густые рыжие волосы, падающие на плечи. Треск и шипение исчезли, открывая чёрное отчаяние, слышное в голосе женщины:
- Почти вся кожа обуглена. Когда я меняю бинты, я вижу только кровь и гной...
Руки невыносимо жгло. Подняв их, Хизер увидела, что оба запястья покрыты тонкой слизистой коростой, рвущейся при движении. И не только запястья... Вся рука. Всё тело! Серая гноистая масса лениво сочилась из нарывов и ожогов. Самое ужасное – как Хизер бы ни хотела кричать, губы не двигались. Они спеклись, были сцеплены между собой отвратительным кровавым наростом, который образовался у неё вместо кожи. Что... Что это?! Почему?!
- Почему? – кричала Лиза на экране; по её волосам пробежала первая чёрная трещинка. - Что ещё удерживает этого ребёнка живым?.. Я не могу больше терпеть это!
Мир перевернулся. Хизер не стояла, а лежала на кровати, прикованная толстыми кожаными ремнями. Ощущение было такое, будто вместо лица у неё недвижная каменная маска. Что-то застряло глубоко в носоглотке, оно мешало дышать, заставляя её судорожно хватать ртом воздух. Но облегчения это не приносило - каждый вдох сопровождался острой колющей болью в груди, от которой её лихорадило без остановки. Чьи-то руки лежали на плече и придавливали к постели. Хизер не видела лица – было не до того. Боль ввинчивалась, как шуруп, накатывала и отпускала, гудела затупевшей бензопилой, вгрызающейся в живую древесину. Сквозь всё это Хизер продолжала слышать голос Лизы, затерянный где-то далеко за кадром:
- ... отпустите... прошу... пожалуйста...
глава 10
Хизер очнулась, лёжа на полу под каменным потолком. Решётка, загораживающая проход, исчезла, открывая путь дальше. Пропал и светящийся знак на стене. Одна из ламп на стене заговорщицки подмигнула ей, когда она подняла голову. Голова была до отказа набита мокрой ватой. Но не болела. Хизер была рада этому.
Так как сиюминутная опасность ей, похоже, не грозила, то Хизер встала не сразу. Она несколько минут расслабленно лежала, изучая потолок, и вспоминала своё недавнее видение. Что это было?.. Сон? Реальность? Скорее второе, чем первое... «Обратная сторона», кажется, так это называется? И почему эта женщина
(Лиза, Лиза Гарланд, так её зовут)
кажется ей такой знакомой? Хизер провела рукой по лбу, поправляя растрепавшиеся и взмокшие волосы.
Лиза. Так вот почему... Она была добра к ней, когда она лежала, прикованная к больничной койке. Единственный человек, кто по-настоящему заботился тогда о ней, любила её...
Хизер мотнула головой. Медсестры не было. И больницы не было. Разумеется, она никогда не лежала ни в каких подземных палатах и не знала ни одной медсестры по имени Лиза. Это снова была Алесса, её воспоминания. Хизер, к своему ужасу, почувствовала, что чужие мысли не так неприятны ей, как раньше. И боли не было.
Оно и правильно. В конце концов, вы с Алессой единое целое, как две стороны одной монетки...
Нет. Хизер опёрлась на локти и начала решительно вставать. Как бы там ни было, она не хотела слиться с этой измученной девушкой, в душе которой остались только страх, ненависть и желание умереть. Она не хотела повторять свою судьбу снова... то есть повторять судьбу Шерил, убежавшей от отца в зовущий её лживый туман. Это была её жизнь. Только её, и ничья больше.
Поэтому нужно сопротивляться.
Странно – в тот раз коридор выглядел бесконечным, но теперь Хизер чётко видела его конец шагах в двадцати. Он кончался низкой, почти квадратной дверью с горящей над ней красной лампой. Хизер побрела в ту сторону, то и дело хватаясь за стены от накатывающей слабости в ногах. И не забыла подобрать отломанную ножку стула, которая лежала у правой руки.
За дверью была висячая аварийная лестница, поднимающаяся вверх. Не очень высокая – от силы пять-шесть метров. Хизер прищурилась от яркого кроваво-красного света, бьющего в глаза. Что это за место? Почему все лампы такие красные?.. Она с опаской взялась за перекладину и начала взбираться. За лестницей, там, где сгустился сумрак, что-то капало с чавкающим звуком. Хизер старалась не смотреть в ту сторону, зная, что ничего хорошего не увидит. Она и думать не забыла о каком-то Леонарде. Выбраться из этого кошмарного места. Плевать на всё. Лишь бы вернуться в нормальный, пусть немного и жутковатый, госпиталь.
Источник отвратительного звука приближался. Тяжёлые капли с хлюпаньем срывались прямо у лица и летели вниз. Хизер старательно отворачивала лицо, пока могла, потом сдалась и обречённо посмотрела вперёд, заранее прикусив язык между зубами, чтобы не закричать.
Женщина была прикована к стене невообразимым образом. Её тело выгнулось дугой, руки заведены за спину, словно её натянули на дыбу. Лицо было опущено вниз и частично прикрыто волосами, которые казались чёрными при красных лампах. Но никакие лампы не могли скрыть мертвенную синюшную бледность лица. Кровь стекалась со складок униформы медсестры к её ногам и капала оттуда тяжёлыми каплями вниз, издавая хлюпанье болотной жижи. Хизер не мигая смотрела на лицо женщины, одновременно страдая от тошноты и мучительных попыток вспомнить, где она видела это лицо. Она видела, видела, где-то... Но перекошенное от боли лицо было неузнаваемо.