- ... не дышит...
Голос женщины дрожал. Она старалась держать себя в руках, но удавалось плохо. Алесса не видела её лица, потому что не могла открыть глаза. Веки прилипли друг к другу. Она не могла даже пошевелиться и промычать, чтобы дать понять, что она жива и ей больно. В её силах было лишь лежать в потёмках полусознания и чувствовать дух огня, пожирающий тело.
И ещё... она могла думать.
«Что произошло?»
- Дышит, - уверенно заявил властный мужской голос. – Она жива. Передай мне скальпель.
Пламя. Последнее, что она помнила, было горячее пламя, лизнувшее пятки и взметнувшееся вверх. Потом – жгучая нечеловеческая боль, эхо собственного крика и мир, рассыпающийся кусками уродливой мозаики. Темнота...
А что было до этого? Как это случилось?
- Почему она жива? С такими ожогами... Бог ты мой...
- Лиза, будь спокойнее. У тебя пальцы дрожат. Если действительно хочешь, чтобы этот ребёнок остался в живых, ты должна быть хладнокровной.
- В живых?! Посмотри на неё... какая у неё может быть теперь... жизнь?.. – в голосе женщины зазвенела истерика.
- Тампон, Лиза.
В темноте забрезжил едва видимый багровый свет, но потом полыхнула молния, и она осталась одна в темноте.
«Открой! Мамочка, открой!»
Молчание. А между тем огонь занимался полом и стенами погреба, быстро перекочевал к немногочисленным предметам, оставшимся в погребе. Мама всё вынесла отсюда перед тем, как запереть её здесь... и, судя по странному запаху и необычно быстро разгорающемуся огню, чем-то полила...
«Ма-а-ама!»
Никто не отзывался. Ни мама, ни те странные люди, которые были с нею. Они часто приходили... но никогда их не собиралось в доме так много, как сегодня. Кажется, в этот день были все. Сначала, как обычно, читали молитвы и поклонялись Богу. Мама запретила Алессе сидеть у себя в комнате и рисовать, как она обычно делала во время таких собраний. Они посадили её на высокий стул, в самый центр круга, а сами стояли на коленях вокруг стола и бормотали заклинания. Мама же стояла рядом и махала чем-то красным и дурно пахнущим возле её лица, иногда касаясь лица и оставляя там малиновые отметины. Она была напугана и разозлена происходящим. Потом, когда она почти задремала на своём стуле, мама сказала: «Пора», и её потащили в погреб, несмотря на крики и отчаянные взбрыкивания.
- Всё. Закончили. Теперь всё зависит от неё самой.
Женщина что-то тихо сказала, но Алесса не расслышала слова. Звуки, доносящиеся извне, вновь перекрыло гудение огня, подбирающегося к ней. Её охватил панический страх, и она начала биться о глухонемую дверь, плача и выкрикивая бессвязные слова. Она ждала, что вот-вот дверь распахнётся и она вырвется отсюда наверх, убежит в свою комнату, всхлипывая и дрожа от пережитого потрясения. Иначе не могло быть. Но спина уже начала вспухать волдырями от жара, а дверь не открывалась. Алесса забилась в углу рядом с косяком, широко открытыми глазами наблюдая за тем, как огонь игриво сокращает расстояние до двух футов, до одного... Погреб наполнился чёрным едким дымом, от которого слезились глаза и першило в горле. Наконец она встала на носки туфелек, до боли в спине прижавшись к стене. Огонь на секунду замедлил свой триумфальный путь у оплавленных носков туфелек, будто раздумывая, что делать дальше, потом рванулся вперёд.
- Как... почему она ещё жива?
Шёпот той женщины над головой. Кажется, она осталась одна (мужчина ушёл?) и разговаривала сама с собой. Боль во всём теле вроде утихомирилась на время, и она могла чуть более внятно слушать её. Как назло, женщина перестала говорить. Но и не уходила – Алесса чувствовала её присутствие. Женщина стояла и смотрела на неё, и время от времени шмыгала носом. Плачет? Зачем?..
Огонь почернел. Агония прошла, и её окутала холодная бесконечность пустоты. Она хотела отключиться, исчезнуть в этой темноте, чтобы больше никогда, никогда не просыпаться, не чувствовать ужас последних минут, и некоторое время даже казалось, что ей это удаётся. Но потом новая вспышка боли полоснула сознание – её подняли с обугленного пола, положили на жёсткую деревянную поверхность и понесли куда-то вверх, спотыкаясь и падая. Поэтому темнота раскачивалась влево-вправо, и из неё доносились голоса.
- ... остановите пламя! – визгливо кричала мама. – Она уже готова! Я не хочу, чтобы у меня спалился весь дом!
Какие-то шипучие звуки. Всё дальше и дальше. Крики, грохот и снова крики.
- ... слишком поздно... бежим!
Красные капли сочились через щели на чёрном пространстве и срывались вниз, в бездну. В какой-то момент она поняла, что одна из этих капель – она. И, осознав это, тоже с готовностью оторвалась от невидимой ниточки сознания и упала вниз, в небытиё.
Здесь.
Головная боль не проходила. Хизер ждала минуту, две, опустившись на колени и сжимая голову ладонями, но облегчение не наступало. Образов в голове становилось всё больше, каждая последующая порция воспоминаний приносила растущую боль. А вспомнить было что. Всё-таки семь лет...
Хизер встала, превозмогая головокружение. Цвета вокруг стали яркими до рези. Она отыскала глазами дверь на противоположной стене палаты и двинулась туда. Ноги делали, казалось, всё, кроме нужных действий – сплетались друг с другом, уходили в стороны, подгибались в коленях, но только не шли прямо. По мере приближения к кровати боль доходила до белого каления. Нечленораздельно взвыв, Хизер пустилась бегом, каким-то чудом умудряясь не упасть. Перед глазами мелькнул серый поддон койки с выжженной на ней фигурой девочки и обгоревшая фотокарточка на тумбочке. Хизер увидела дверь и вывалилась из палаты в финальном рывке. Едва дверь закрылась за ней, боль полегчала, а через несколько шагов пропала вовсе. Но воспоминания остались.
Коридор продолжал своё путешествие, накреняясь под невозможным углом. На этот раз это был просто коридор – не морг, не школа, а прямоугольные кирпичные своды. Хизер приходилось цепляться за стену, чтобы не поскользнуться и не скатиться разом в самое дно. Интересно, мрачно подумала она, куда на этот раз он приведёт? На что хватит фантазии Алессы?
Вниз, вниз и вниз. Спуск затягивался. Даже в подземном проходе Хизер не приходилось столько отмахивать – она, наверное, опустилась под землю без малого на сотню метров. Вокруг становилось темнее – лишь там, где кладка обрушилась, пробивался знакомый ярко-жёлтый свет крематория. Воздух теплел. Когда Хизер увидела внизу маленькую дверь, она успела до того привыкнуть к бесконечному спуску, что не поверила. Но это было так. Красная дверь, приветливо приоткрытая, рождала в груди тёплое щемящее чувство. Некогда она давала ей единственный приют, баррикадируя от отравленного воздуха Большого мира. За этой красной дверью она оставалась в желанном одиночестве хотя бы на несколько коротких часов, создавая своё фальшивое счастье. Это была комната Алессы.
глава 23
Здесь ничего не изменилось. Впрочем, с какой стати что-то должно было меняться? Ведь эта комната - именно такая, какой она осталась в её памяти. Заправленная кроватка с кружевной подушкой. Коллекция бабочек над ученическим столом. Книги, выстроенные в шкафу. Даже любимая колода карт, разбросанная в углу. Она любила играть в карты – наверное, потому, что в отличие от великого множества других занятий это можно было делать не одной, а с другом. Но как раз с друзьями у неё были проблемы, и играть зачастую было не с кем. Лишь когда приходила Клаудия – но это было нечасто. Она всегда проигрывала, потому что не умела играть. И плакала от обиды... Ей приходилось успокаивать зареванную подругу и уговорить поиграть во что-либо другое.