- Как долго я ждала! – Клаудия плакала и смеялась одновременно; голос скреб по барабанным перепонкам, вызывая дополнительную боль. – С самого детства я знала, что этот день наступит!
Заткнись! – захотела крикнуть Хизер, но вместо этого утробно кашлянула, как человек, которого вот-вот вырвет. Гортань горела от сухости, превратившись в папиросную бумагу. Она кашлянула ещё раз, с ужасом почувствовав повторное шевеление в животе. Кто-то долбил изнутри отбойным молотком, и ошметки мяса летели во все стороны.
Впадины между пальцами сглаживались, контуры таяли, как шоколад летним днём. И что-то ещё... что-то болталось над тем, что раньше было её рукой, двигалось назад-вперёд, мешая смотреть. Круглый серебристый шарик, висящий на тонкой цепочке. Что это? У нёе никогда...
- Знала, что я увижу этот день – Судный День!
... а сознание стремительно угасало, и Хизер уже начала терять возможность соображать. Гортанный мотив проникал в душу, бил над ней неугасающим барабанным боем; глас тысяч верующих, отдающих себя неведомому Богу и поющих Ему восхваления. Они достигли своей цели. Бог слышал их молитвы, запертый в своей темнице. Он жаждал скорее разнести стены тюрьмы в клочья и выйти навстречу тем, то Его ждал снаружи. Тем, кто пел Ему песни.
Блики от фарфорового шара слепили, доводя до исступления. Да, она вспомнила, ведь этот шарик всегда висел на её груди, безделушка, подаренная на день рождения отцом, когда мир ещё стоял на месте, а они сидели за праздничным столом и смеялись, потом она ночью раскрыла шар и нашла внутри... что-то...
Кисть прилипла к полу, как размазанный пластилин. Хизер старалась поднять руку, ожидая вот-вот услышать треск ломающихся костей. Наконец ей удалось отлепить руку от горячего пола, невзирая на пульсирующую боль. Там, где раньше была сетка линий на ладони, теперь осталось сплошное красное пятно. Она сжала руками белый шар, мозолящий глаза, и тут же рука снова упала вниз, обретя тяжесть гранитной плиты. Цепь, накинутая на шею, оборвалась с дразнящим звоном. На обратной стороне шеи, там, где цепочка впилась в кожу, проступила кровь.
Ревущая над ушами песня вдруг спала и начала отдаляться вновь с потрясающей быстротой. По мере того, как молитвы верующих стихали, существо в Хизер шевелилось всё меньше и меньше. Тысячи голосов стали сотней, потом сократились до одного еле слышного писка. Хизер в какой-то момент осознала, что в молельне воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь её прерывистым дыханием. Клаудия настороженно молчала, глядя на то, как судороги девушки сошли на нет. Хизер стояла на четвереньках, сжимая кулон до побеления кончиков пальцев... и кисть у неё была такой же, как прежде. Здоровая человеческая рука вместо расплавленного пластилина. В желудке нечто дёрнулось в последний раз, вызвав острую изжогу.
- Алесса? – Клаудия сделала шаг вперёд, не сводя глаз с поднимающейся на ноги Хизер. – Ты...
- Заткнись, сука, - отрезала Хизер, переводя взгляд на то, что сейчас покоилось на ладони. Серебристые узоры на белом фарфоре, а внутри...
Этот камень - он очень необычный. Считается, что он приносит удачу и помогает защититься от злых духов.
Она нажала кончиком ногтей на углубление, раскрывая шар. Красный камень, спрятанный внутри, потерял овальную форму и расплавился, как смола в жаркий день. Глубокий багровый цвет, точно кровь.
Слова отца. Вот что заставило её схватиться за камень, как утопающий за соломинку. Отец никогда ничего не говорил просто так, и если он сказал, что камень сможет её защитить, значит, так оно и есть. Хизер не имела понятия, откуда отец достал камень... но он предусмотрел всё. Вплоть до конца.
Красный камень продолжал деформироваться, и он был похож уже на жидкость, колыхающуюся в фарфоровой получаше. На красное вино, которое гости потягивают из бокалов на вечеринках.
Может, именно этот камень помог отцу победить в его битве с Богом? Кроваво-красный самородок... то есть уже жидкость. Иначе откуда отец мог знать? Всё могло быть. Но ясно одно – он очень постарался, чтобы раздобыть подарок к её пятнадцатилетию. Отец всё время был готов к тому, что произойдёт. Господи, каково ему было все эти годы жить под дулом пистолета, чувствуя за спиной дыхание Тихого Холма? Хизер бы не смогла.
- Папа... – прошептала она, поднося чашу к губам. Тягучая жидкость вливалась в рот и вязко спускалась по горлу. На вкус она ничем особенным не отличалась... как будто глотаешь порцию касторки. Хизер слизнула остатки бывшей драгоценности со дна полушара и подняла глаза к Клаудии, недоумевающе наблюдавшей за действом. Её охватило умиротворение и ощущение выполненного долга, почти счастье. Это продолжалось ровно до того момента, пока странная жидкость не добралась до желудка, туда, где прятался готовящийся к рождению Бог. Неизвестно, чем красные струи не угодили божеству, но он тут же забился в чреве испуганным младенцем, отползая в сторону. Это вылилось для Хизер в новую волну непереносимой боли. Она снова повалилась на землю, исходя в крике, и живот снова распухал под давлением изнутри. Всё пришло в движение, замелькало и заметалось. Она со стоном поднесла руку к лицу и увидела там бугры и красные полосы. Всё было так же, как раньше, если не хуже, за исключением...
- Он почти здесь! – провозгласила Клаудия, отходя назад, вся такая сияющая.
Голосов не было.
Никто не пришёл приветствовать Бога, даруя Ему силу своей веры. Бог испуганно толкал себя вверх, убегая от жидкости, делающей Ему больно, но не слышал посвящённых Ему молитв, за счёт которых должен был получить могущество. Хизер вдруг заулыбалась, корчась на полу рядом с телом Винсента. Теперь, если даже рождение произойдёт... то Бога на это земле ждёт небольшой сюрприз.
- Алесса! – почуяв, что дело не ладится, Клаудия бросилась вперёд. – Алесса!.. Что это? Что ты проглотила?! Это... это аглаофотис? Скажи мне!
Да, ведьма, подумала Хизер, чувствуя, как что-то поползло вверх по горлу, забивая грудь и мешая дышать. Это аглаофотис, и вообще всё, чего ты когда-либо боялась. Теперь вашему Богу не видать... Мысль оборвалась, и Хизер зашлась в приступе жесточайшего кашля, медленно, по миллиметру выталкивающего вверх живое тело, шевелящееся в ней. Вверх, вверх и вверх... оно добралось до языка, полностью перекрыв воздух. Хизер сделала последнее усилие, выгнув диафрагму, и красное тельце, покрытое блестящим слоем слизи, вылетело наружу, заполнив её рот, просачиваясь сквозь зубы. Совсем небольшое – размером с незрелую дыню, но оно увеличивалось на глазах – развёртывалось, как тугой клубок ядовитых змей. Минутой позже оно бы просто порвало ей глотку...
- Что это? – голос Клаудии дрожал; в нём слышались нотки отвращения. – Что... это?!
Бугры на руке сгладились, вены, вспухшие узлами, снова стали едва видимыми зеленоватыми ниточками. Нещадно саднило повреждённое горло, но это уже были мелочи. Хизер поднялась с пола и посмотрела на то, что вышло из её чрева. Грязный, сморщённый кусок плоти топорщился на полу, лихорадочно забиваясь в угасающем ритме. Рост прекратился; зародыш умирал. Пол вокруг растекался черной кровью. Семнадцать лет, и Алесса Гиллеспи снова родила зачатого в ней Бога. Правда, Бог получился совсем не таким, каким Его все представляли. Хизер усмехнулась, глядя на недоумевающую Клаудию:
- Похоже, Бога не вышло.
Она сделала шаг вперёд, не отрывая взгляда от багрового противного комочка, ставшего причиной всех её бед. Обрубок плоти задёргался сильнее, будто угадал её намерения. Хизер подошла вплотную, занесла ногу, чтобы сделать последнее движение, которое поставит точку в кошмаре.
- Стой!
Клаудия оказалась рядом, откуда ни возьмись. Поджав губы, Хизер опустила ногу, но Клаудия опередила её, оттолкнув со всей силы, не давая убить Бога. Потеряв равновесие, Хизер замахала руками и непроизвольно сделала несколько шагов назад. Она опоздала; Клаудия уже с трепетом брала в руки зародыш. Губы беззвучно шевельнулись, выдав: