Мальчуган лет пяти копошился у кромки воды. Он самозабвенно строил замок из песка и веточек, что-то бубня под нос. Я замер, удивлённо приглядываясь к пареньку. Крепенький, словно гриб-боровичок, светловолосый и круглолицый, он производил самое приятное впечатление. Я было залюбовался, но тут недовольно тявкнула ревнивица Найда.
Мальчик вскинул голову.
– Ой! – воскликнул он, восхищённо разглядывая моего двортерьера, – Собачка, как тебя зовут?
Дворняга чуть наклонила мордочку, словно раздумывая, как лучше ответить.
– Найда, – попробовал я вступить в разговор. – Её зовут Найда.
– Что? Найда? – мальчишка, скользнув по мне взглядом, бросился знакомиться с новым четвероногим другом. – Это что, как Надя?
Я рассмеялся, такое мне в голову ещё не приходило.
– Придержите собаку! – громкий грубый окрик прозвучал неожиданно. Из кустов, ломая ветки, вывалился невысокий, крепко сбитый мужчина в поношенном камуфляже. Я сразу понял: это папаша – до того походил на него мальчишка. Лишь глаза сильно отличались; точнее, потухший взгляд явившегося выдавал – мужчина не в духе.
– Игорёк, где твой мяч?
Но сын не слышал. Мальчишка уже подружился с собакой, и они нарезали круги по опушке, гоняясь попеременно, друг за дружкой. Найда весело потявкивала, а Игорёк хохотал так, что эхо, отражённое противоположным берегом грохотало на весь лес. Я бросил взгляд на мрачного папашу. Казалось, смех сына режет ему уши. Что-то странное читалось в его остекленевших глазах. Взгляд некрасивый. Может, он не выспался, или выпил? Но, кажется, папаша начинал закипать.
– День добрый, – робко попытался я сгладить углы. – Не смотрите, что это дворняжка; собака привита и полностью здорова.
Но он, не глядя на меня, лишь процедил:
– Уберите животное.
Животное! Вот те раз! С трудом поймав Найду, я как-то резко нагнулся пристегнуть поводок, и получил таки «выстрел» в поясницу. Вот и расплата за любовь к рекордам! Мои челюсти плотно сжались от боли, глаза зажмурились. И мне привиделся, как наяву: бесконечный, до горизонта ряд вёдер, полных картошки.
В это время папаша оттаскивал рвущегося к собаке Игорька. Уходя, я обернулся. Мужчина в камуфляже пытался втолковать парнишке что-то про необходимость соблюдать гигиену, но, кажется, его слова улетали в пустоту.
Доковыляв до полянки на краю Старицы, я призадумался. Сесть на берег не мог из-за разболевшейся поясницы; так и стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу древнего дуба. Я помнил это дерево – единственный дуб в округе. В детстве мы с Пашкой не раз пытались вдвоём, взявшись за руки, обнять этот дуб, но, как ни старались, не могли дотянуться. Всё такой же величавый, шуршащий пожелтевшей листвой, за прошедшие пять десятилетий дуб стал лишь крепче. Не как я.
Вместо мудрёных размышлений о чём-то важном, вечном (коим планировал здесь предаться), я думал о своей пояснице. Ну, и об этом мальчике и его странном отце. Как забрели они в эту глушь? Зачем? И что творится с этим не в меру напряжённым папашей? Долго стоять так – мне как-то не улыбалось. Пообещав себе и присмиревшей Найде обязательно вернуться сюда, как только пройдёт поясница и, надеясь на то, что в следующую вылазку не встречу тут посторонних, я двинул обратно.
Я заранее взял Найду на поводок. Отец с сыном пребывали на том же месте. Не желая провоцировать конфликт, я старался обойти их подальше. Найда, жалобно поскуливая, всё пыталась свернуть к Игорьку; я одёргивал её.
А мужчина присел, положив ладонь на плечо сына. Тот изменился буквально на глазах. Теперь мальчишка превратился в уменьшенную копию отца: глаза его так же потухли и словно остекленели. Не понимая, за что лишён радости, смотрел он нам вслед. Зайдя за деревья, я услышал с поляны тонкий голосок:
– Пока, Найда! Ты хорошая! Пока!
Взглянув на навострившую уши собачуху, я вздохнул. Чуть помедлив, ответил за неё:
– Пока, Игорёк!
Так закончился мой первый за долгие годы поход в «секретное место», на Старицу. Погрузившись в наш видавший виды зелёный «Жигуль», мы с Найдой отбыли в город, на квартиру.
Соскучившаяся жена (она у меня, как вы, наверное, догадались, не слишком заядлая дачница) кормила домашними пельменями; щебетала, делясь новостями от разъехавшихся по дальним весям детей. Я же, вслух хвастаясь рекордным картофельным урожаем, в уме пытался прикинуть – куда мне его девать.