Ашер решил, что, наверное, ни к чему испытывать отвращение к охоте. С фазаньей охотой у него, к его собственному удивлению, были связаны довольно приятные воспоминания. В сущности, на охоте ему тогда было совсем не плохо. Да и Цайнер, кажется, обрадовался, что он пойдет вместе с ним.
— Так что, идете? — спросил он.
— Иду, — ответил Ашер.
7
Среди ночи Ашер внезапно проснулся. На чердаке и за окном, как прежде, царила тьма. Как прежде, поскрипывал пол в доме, посвистывали мыши, но Ашер тут же уловил какой-то другой, посторонний, шорох. Ему пришла на ум мотыга, которую он после первой ночи, проведенной в доме, вновь спрятал под кучей кукурузных початков. Черт, как глупо, подумал он. Какое-то время ему казалось, будто он различает шаги, но потом понял, что это всего лишь кто-то шуршит и скребется за деревянными перекрытиями. Как легко было начать молиться в минуты страха и одиночества! От стыда он вскочил с постели, включил карманный фонарик и огляделся. Из ящика стола он достал пистолет и переложил его под подушку. Он зажег свет, постоял у запертой чердачной двери и, снова выключив свет, лег в постель. «Если бы кто-нибудь сейчас меня увидел, я бы сгорел со стыда», — подумал он. И тут же заснул.
Свет утренней зари показался ему спасением. Кукарекал соседский петух, где-то поблизости ровно и глухо ворчал работающий мотор, только и всего. Рубашка, всю ночь провисевшая на спинке стула, была такой холодной, что ее прикосновение к коже вызывало дрожь. Когда он вышел на порог и перед ним открылся вид на фруктовый сад и начинавшийся за ним овраг, ему почудилось, что у него впереди еще целая вечность. Ашер пошел по дороге. Еще до поворота на шоссе ему навстречу выехал «опель» Цайнера, и он сел в машину.
В ногах под сиденьем свернулась легавая — серая, в бурых пятнах. Вид у Цайнера был усталый, глаза воспалены, за спинкой заднего сиденья лежали два ружья.
«Ну, что, совсем проснулись?» — спросил он, не ожидая ответа. Он включил стеклоочистители — протереть запотевшие стекла. Они подъехали к окруженному хозяйственными постройками дому, во дворе которого их уже поджидал старик. На нем был зеленый охотничий костюм, перепоясанный увесистым патронташем, шляпа, в руках он держал дробовик. Губы у него были синие, дышал он хрипло и прерывисто, как астматик. Ашер уступил ему переднее сиденье, а сам скорчился на заднем. Теперь в спину ему упирались ружья, а старик положил ему на колени дробовик и патронташ. Ашер не имел ничего против ружья. Его собственное ружье по-прежнему сторожило чердак. Он пообещал себе его спрятать, а заодно где-нибудь схоронить мотыгу. А если Голобич начнет их искать? Что он тогда ему скажет? Нет, уж лучше не трогать мотыгу, оставить ее там, где лежит. Но ружье он перепрячет так, чтобы можно было до него дотянуться, не вставая с постели. Свое ружье ему хотелось убрать куда-нибудь с глаз долой, а вот держать ружье старика ему почему-то, как он заметил, даже нравилось.
Машина, дребезжа, поползла вверх по склону холма, и старик сказал, что хозяин продуктового магазинчика из Заггау довезет его на своем грузовичке до опушки леса, а там он подождет загонщиков. Если окажется, что загонщики ушли, не дожидаясь его, торговец повезет его к следующей партии.
В долине они покатили мимо низеньких домиков и далеко отстоящих друг от друга сараев, на стенах которых виднелись предвыборные плакаты. Ашер вспомнил, что в следующее воскресенье выборы. Он молчал, его попутчики тоже не проронили ни слова. Наконец, в лощине за украшенной фресками капеллой, они подъехали к длинному крестьянскому дому. Цайнер затормозил и, вылезая из машины, разговорился с охотниками, которые поджидали его между грудами тыкв. Ашер передал им через окно ружья и, согнувшись в три погибели, выбрался с заднего сиденья. На стене капеллы прямо перед ним возвышалась фигура святого Флориана, который окатывал водой из деревянной бадьи горящий дом. Он двинулся вслед за Цайнером, и, не успели они присоединиться к охотникам, как кто-то сунул ему в руки стакан со шнапсом, и он, отпив глоток, передал его дальше. Легавые охотников тявкали, рыли землю, натягивали поводки, виляли обрубленными хвостами. Ашеру снова бросились в глаза массивные патронташи, стягивавшие животы охотников. На сей раз охотников собралось человек пятьдесят-шестьдесят, больше, чем в прошлый раз. Ружья они повесили на левое плечо стволами кверху, стояли покуривая и неспешно беседовали. Сам распорядитель охоты переходил от одной небольшой компании к другой, приветствуя вновь прибывших рукопожатием, а хозяин фермы, высокий седой старик в деревянных башмаках, стоял на пороге и с ничего не выражающим лицом посматривал на собравшихся. Время от времени кто-нибудь из охотников здоровался с ним, и тогда он едва заметно пятился, отступая в сени, где за его спиной прятались двое детей. На крышах ворковали домашние голуби.