— Подождите минуточку, — попросил он.
Выше по склону, вдоль подвода воды к пруду, росли высокие хвощи. Хвощи доходили ему до груди. Загонщики двигались сквозь них, словно в воде. Ашер подобрал птичье перо, соскреб немного мха с древесного ствола и спрятал его в полиэтиленовый пакетик. Они стали спускаться, молча, запыхавшись, сгорбившись под низко нависшими, взъерошенными ветвями. Кое-где из-под опавшей листвы выглядывали грибы белого цвета, в лесу стало светло от солнца, но воздух еще не прогрелся. Издалека Ашер разглядел, как собака распорядителя охоты схватила зайца, но все происходило так быстро, что на таком расстоянии показалось утомленному дорогой Ашеру нереальным. На опушке они, тяжело ступая, шли по густой палой листве, загонщики тащили на спине бессильно висящих головой вниз зайцев. Тут они встретились с поджидавшими их охотниками, и Ашер, у которого уже все тело ломило от усталости, решил пойти с охотниками. Он подождал, пока они соберут зайцев, фазанов и ореховок, а потом следом за ними отправился в долину, а загонщики тем временем исчезли в лесу. Воздух был прозрачный. Солнце светило ярко. Перед ними открылся вид на два спущенных пруда, влажная земля на месте прудов поблескивала на солнце. Между прудами стоял маленький грузовичок с открытыми задними дверцами. Ашер блаженствовал, кожей ощущая тепло и наслаждаясь неспешным спуском с холма. Мышечное напряжение отдавалось во всем его теле, да и странное оцепенение всех его чувств еще не прошло. В багажнике грузовичка был припасен ящик пива, рядом с ним укладывали добытую дичь. Ашер мельком взглянул на серо-бурые шкурки зайцев, покрытые засохшими брызгами глины и крошечными алыми капельками крови, и на яркое оперение птиц. Снова выпрямившись, он заметил старика, которого утром подвозил Цайнер. Тот подставлял солнцу иссиня-бледное лицо. Старик посетовал, что подстерегать дичь было не в радость, в тени-де страшный холод.
Старик говорил дребезжащим, низким голосом, при каждом вдохе в груди у него, казалось, раздуваются и опадают мехи. Он отвернулся и уставился прямо перед собой.
Выпив пива, охотники двинулись по большому желтому сжатому полю в конце лощины к следующему леску. Стога кукурузы, словно зубцы корону, украшали поросшие травой пологие склоны холмов, простиравшиеся справа и слева. Где-то вдалеке постукивал мотор трактора, раздавались глухие выстрелы загонщиков, долбил дерево дятел. Ашер вдруг осознал, что утратил всякое ощущение времени. Он перестал смотреть на часы, больше не испытывал ни голода, ни жажды. Вот распорядитель охоты остановился и стал давать охотникам указания, как именно расположиться цепью. Объясняя что-то молодому охотнику, он вопросительно взглянул на Ашера, и тому не оставалось ничего иного, как встать рядом с юнцом.
Голоса загонщиков приблизились. Ашер не шевелясь стоял на мягкой земле и смотрел на дерево, в пышной листве которого притаилась стая птиц. Внезапно молодой охотник вскинул ружье, прицелился в выбежавшего из леса зайца, неспешно переводя за ним ствол, мгновение подождал, когда заяц метнулся в сторону (такой маневр зайца хотя и удивил Ашера, убедительно доказывал всю безысходность его попыток спастись в чистом поле), и выстрелил, однако заяц, подергиваясь, словно сотрясаемый судорогами, кинулся дальше, пока не выбежал на ближайшего охотника, и тот неторопливо наклонился и нажал на курок.
Где-то над их головами прогудел самолет. Ашер его не разглядел. Охотник подошел к зайцу, поднял его и, схватив за задние лапы, швырнул Ашеру и юнцу. Крики и возгласы загонщиков, среди которых Ашер уже начал различать отдельные голоса, слышались теперь совсем близко, как будто они находились на одном уровне с ним. Раздавались выстрелы.
Ашер все еще искоса посматривал на охотника, подстрелившего зайца. Его шляпу украшал пучок шерсти горной козы, на тороках, бессильно вытянув шею, болтался фазан. При каждом шаге охотника тушка фазана ударялась о его колено, отскакивала в сторону или вперед, а потом несколько раз оборачивалась вокруг своей оси, пока торока не врезались глубоко в фазанью шею, и фазан, медленно раскручиваясь, не начинал крутиться снова, снова ударяясь о колено охотника. Массивный патронташ с дробью в латунных гильзах придавал его облику дородность и осанистость, но одновременно жестокость. Он повертел и покрутил туда-сюда подстреленного зайца, показывая им входные отверстия пуль. Молодой охотник молчал, никак не перебивая удачливого, и, по мере того как тот красочно живописал свое везение, все более мрачнел. Время от времени он кривил рот и пожимал плечами.