Выбрать главу

— Я в нее попал, видели? — крикнул Цайнер и пояснил, что метил в ондатру.

Возможно, он только ранил ее, потому что она скрылась подо льдом.

Он прошел по берегу пруда и поискал ондатру. Перед ним, не отрывая морду от земли, бежал пес, а наткнувшись на нору, принялся, поднимая комья земли, бешено ее раскапывать.

— Ондатр я отстреливаю в основном с января по апрель, — сказал Цайнер. — Можно, конечно, охотиться на них и летом, и осенью, но до середины декабря мех еще так себе, торговцы пушниной много не дадут.

Пес время от времени переставал рыть и принюхиваться, когда в пасть ему попадал аир, которым ондатры устилают норы. Тогда Цайнер, глядя на него, начинал смеяться. Спустя какое-то время он заключил:

— Нет их там, — и снова скомандовал псу: «Шерш!»

Они двинулись за псом, который пытался взять след, и тут Ашер заметил Хофмайстера, который шел к ним по другому берегу.

Цайнер его подождал:

— Хотите пострелять ондатр? — спросил Хофмайстер у Ашера.

Лицо у него было совсем заспанное, глаза заплыли.

— Мы сейчас стараемся охотиться чаще, из-за бешенства. Вы сами видели, что бывает.

— Но у того раненого не было бешенства, — сказал Ашер.

— Но могло быть. Звери сейчас представляют опасность, — возразил Хофмайстер.

Ашер ответил, что у него неверный взгляд на это заболевание, что с тех пор, как застрелили больную лису, не было отмечено ни одного нового случая бешенства, но Хофмайстер не хотел об этом слышать.

— Ондатр мы стреляли и стрелять будем, — сказал он с вызовом. — Весной, когда мы спускаем пруд, они вылезают из нор, и тут-то мы их и берем. Однажды за утро настреляли двадцать восемь штук. Они же все запруду рушат.

Пожав руку Ашера, он по-прежнему ее не отпускал, и так они шли дальше, а он рассказывал, что на ночь поставил ловушку. За мостками он встал на четвереньки и расколол рукой тонкую ледяную корку у берега, которая разбилась, как стекло. Потом он осторожно вытащил из-подо льда ловушку с мертвой ондатрой. Стальные скобы ловушки захлопнулись, раздавив ее тельце посередине. Шкурка у ондатры была влажная и невзрачная, с нее капала на землю вода. Ашеру показалось, что размером она примерно с кролика. Хвост у ондатры бессильно свесился набок, он был чешуйчатый, похожий на веретеницу. Потом они прошли еще несколько шагов и подождали, пока Хофмайстер руками не обшарит норы, которые уходили вглубь берега (он сказал, что если они забиты илом, значит, ондатры ушли из канала), а Хофмайстер тем временем объяснял, как работает ловушка. Она состояла из двух стальных скоб, соединенных шарниром, и кусочка проволоки, которая натягивалась, когда скобы были разведены. В качестве приманки, пояснил Хофмайстер, вновь опускаясь на колени и громко кряхтя, он кладет кусочки яблока. Ондатра хватает приманку, задевает проволоку, и скобы захлопываются. А бывает, захочется посидеть в засаде пострелять в ондатр дробью, но с ловушками как-то надежнее.

Мертвую ондатру по очереди несли то Хофмайстер, то пес Цайнера. На кустах кое-где не облетели желтые листья, покрытые инеем. Наконец, Хофмайстер снова поставил ловушку.

— Зайдите на стаканчик винца, — пригласил он.

Они шли вверх по склону, по жнивью, теперь ондатру несла собака, и Хофмайстер заметил: они, мол, и знать не знали, что он врач.

— Мы все слышали, но нам всё равно, — вставил Цайнер.

— Нас это не касается, — перебил его Хофмайстер.

Жена Хофмайстера неизменно отворачивалась, стоило Ашеру встретиться с ней глазами. Она хлопотала, не глядя на гостя, достала из буфета бутылку красного вина и кофейные чашки, из которых они и стали пить. Дощатый пол был чисто выскоблен, на стене висела старинная фотография в рамке, которую он не заметил на свадьбе и которая изображала солдат австро-венгерской императорской и королевской армии. Над фотографией красовалась наклейка в форме сердечка, с надписью «Штирия, зеленое сердце Австрии». Повар в колпаке высовывался из открытого окна во двор казармы, где перед фотографом выстроился взвод в шинелях. Трое лежали на земле, подстелив положенные одно поверх другого одеяла. Все, кроме офицеров, повесили на плечо винтовки, солдаты были с голыми руками, офицеры — в перчатках, один из сидевших сунул руки в карманы. «Это мой дед, — сказал Хофмайстер, указав на худого человека с большим носом и с усами. — Он погиб в Италии».

Хофмайстер подмигнул Ашеру и, прежде чем отпить, чокнулся с ним кофейной чашкой. Потом он повел его на чердак, где висели шкурки лис и ондатр. Жестяной бак был наполнен стружкой, «чтобы чистить руки», — пояснил Хофмайстер. На треугольных дощечках, как на распялках, сушились шкурки ондатр. Ашер похвалил их, и тогда Хофмайстер сказал, что кое-какие недостатки у них есть, и заодно пояснил, как их устранить.