Пуля вошла убитому в грудь, вырвав клок рубашки, но лицо у него было безмятежное, как у спящего. Его распростертое тело лежало у стола, на котором громоздились бутылки, перевернутые воронки, картонная коробка с пробками и инструментами, а также клещи и французский ключ. Тут же теснились стаканы для воды, тряпки и свеча. На столе царил такой беспорядок, что казалось, будто все предметы метались по комнате и по мановению волшебной палочки замерли там, где были застигнуты. Только сейчас Ашер заметил, что стоит на резиновом шланге, и поспешно убрал ногу. Выходя из дома, они столкнулись с гробовщиком из Мальчаха. Двое глухонемых как раз выгрузили из кузова машины гроб и понесли его в винный погреб. За ними потянулись и старики, до сих пор плакавшие во дворе, и сам гробовщик. Он поздоровался с Ашером небрежным кивком. Его сопровождал полицейский в плаще и в фуражке. Глухонемые выполняли свою работу с непроницаемыми лицами, один, когда-то взятый гробовщиком из психиатрической больницы в Фельдхофе в качестве подсобного рабочего, приветствовал каждого радостной улыбкой, но потом без всякого перехода снова принимал серьезный вид. Когда тот, что шел первым, не смог пронести гроб вниз по ступенькам, он засиял и поглядел на других, ожидая, что они тоже рассмеются. Женщину во дворе уже унесли. Там, где она лежала, осталось только пятно крови, и снег подтаял так, что можно было различить очертания ее тела.
Ашер прошел мимо брошенного дома со снятой крышей к школе. Рядом со старым желтым зданием с металлическим флюгером построили новое. «Школа имени императора Франца-Иосифа», — издали прочел он на фасаде. Обнесенный забором двор с чахлыми деревьями и посыпанными гравием дорожками был пуст. Только у входа на тротуаре был припаркован большой школьный автобус. Рядом стояли двое жандармов. Подойдя поближе, Ашер услышал, как в школе поют дети. Тут к нему обратился какой-то человек, и Ашер узнал его не сразу. Это был болтун, с которым он познакомился, когда в старом доме установили гроб с телом старика.
Ашер заметил, что он пьян.
— Детей выведут, только когда поставят на улице оцепление, — сказал он без обиняков. — А то он еще вернется и возьмет какого-нибудь ребенка в заложники.
Он сонным взглядом посмотрел на Ашера. Возможно, он уже ходил поглядеть на убитых. Ашеру не хотелось его об этом спрашивать. Не испытывал он никакого желания и разговаривать с ним об убийстве, и потому ограничился кивком.
— Можете выходить вместе с детьми! — крикнул один из жандармов.
Пение тут же смолкло. Знакомец объяснил, что старое здание — это школа для умственно отсталых детей, а новое — начальная школа, пожал ему руку и сказал:
— Мне пора, до свидания.
Водитель завел автобус, развернулся и открыл дверцу. Дети стали парами выбегать из школы, а две молодые учительницы, одна из них — в спортивном костюме, следили за порядком. Дети уселись в автобус очень быстро.
— Это последний автобус, — сказал один из жандармов.
Другой пропустил это замечание мимо ушей. Сжимая в руках автомат, он осматривался. Теперь Ашер разглядел и директора, невысокого человечка, который проверял, все ли идет гладко. Сложив руки за спиной, он беспокойно ходил взад-вперед, не спуская глаз с детей. Когда дети расселись по местам, в автобус вошли жандармы, один сел рядом с шофером, а старый знакомец Ашера расположился среди детей, помахал ему, и автобус тронулся. Дети не казались испуганными. Возможно, им только передалось волнение взрослых, но истинную меру опасности они не осознавали. Учительница и директор снова ушли, большие школьные ворота закрыли. Ашер какое-то время различал урчание автобусного мотора, потом все стихло. Он вернулся на федеральную трассу, на которой больше никого не встретил. Сначала он прошел мимо церкви, потом — мимо двух трактиров. На дверях висели таблички «Закрыто», — он задрал голову, но никого не увидел и в окнах второго этажа. Бензоколонка за пожарной частью не работала, насосы были отключены, в витрине заправочного павильончика громоздились желтые жестянки с моторным маслом. Чуть дальше, напротив здания Райффайзенбанка, располагалось кладбище, за ним — зал общинных собраний. На кладбище могилы и дорожки были засыпаны снегом, надгробные камни возвышались над сугробами, покрытые тонкими белоснежными колпаками. Издалека до него донесся шум вертолета, и, подняв глаза, он и в самом деле заметил вертолет, исчезающий за серой чертой леса. За лесом начиналась Югославия. Жандармы прочесывали этот лес с собаками; если он правильно подсчитал, их должно было быть не менее сорока. Когда он поравнялся с отделением Райффайзенбанка, с крыши Общинного здания с грохотом съехал пласт снега. Деревья на полях уже стояли без инея и выделялись на фоне окружающего ландшафта, словно черные буквы на бумаге. За домами в заснеженной лощине текла речка Заггау. Еще дальше, на плоских полях, он различил высокий земляной холм, припорошенный снегом, и экскаватор, пригнанный для расширения речного русла. Работы по укреплению речного русла осенью все же продвинулись. Большинство жандармов уже куда-то перебросили, последние, вероятно, оставались в домах, где произошли убийства. Он поднялся по ступенькам в трактир. Не успел он постучать в дверь, как кто-то изнутри громко спросил его, кто он и что ему нужно. Большая, круглая, синяя неоновая табличка, укрепленная на металлической штанге, старомодными буквами рекламировала «пунтигамское пиво». Ашер ответил, что хочет выпить и отдохнуть.