По мере перечисления завещанных ценностей у Альбины все теснее становилось в груди, она прерывисто дышала, смотрела на лучащуюся довольством Елизавету Марковну и постепенно приходила в бешенство. Она почувствовала колоссальный подъем сил. Еще никогда в жизни она не была так уверена в себе. Просто пути назад больше нет. Она или добивается справедливости и получает всё, на что имеет законное право или её жизнь больше не имеет никакого смысла. Прозябать в нищете она не будет! Путь к достойной жизни был длинным и нелёгким и никакая Елизавета Марковна ей помешать не сможет!
– А что там в этой ячейке номер шестнадцать? – перебила нотариуса Елизавета Марковна.
Тот осуждающе на неё посмотрел, но на вопрос ответил:
– Я зачитываю вам всё, о чём Джонатан Иванович хотел бы уведомить своих наследников. Я понятия не имею, что лежит в этой ячейке, но уверен это что-то достаточно ценное.
– Итак, Джонатан Иванович пожелал объяснить свое решение, – продолжал Семакин. – Он был одиноким человеком, детей у него не было, но он хотел, чтобы его немалое состояние послужило на благо семьи, покинутой им более тридцати лет назад. Поэтому Джонатан Иванович был очень рад познакомиться с Антоном Игоревичем Голицинским, доводящимся ему двоюродным племянником. Антона Игоревича он видел дважды, когда тот приезжал в США по делам. Антон Игоревич оставил о себе самое хорошее впечатление, он является кровным родственником Джонатана Ивановича, потомком славного рода Голицинских. Он и его дети смогут оставить в будущем о себе память достойную семьи. Дата составления завещания – двадцать второе марта две тысячи двенадцатого года.
Семакин перевел дыхание.
– Завещание оглашено. Но поскольку Антон Игоревич Голицинский тоже безвременно нас покинул, как и его прямая наследница, супруга Любовь Михайловна Голицинская, следующими наследниками являются в равных долях супруги Мерзликины, родители Любови Михайловны. Оспаривать завещание некому, других родственников и детей у Голицинского нет… – Семакин снова начал перекладывать бумаги, ища ручку, – сейчас свидетели поставят свои подписи…
– Я бы на вашем месте не торопилась ничего подписывать… пока, – тихо, но так весомо сказала Альбина, что сразу оказалась в центре внимания. Семакин непонимающе уставился на неё. Между тем, Альбина на мгновение прикрыла глаза, успокаиваясь, затем свободно, нарочито расслабленно откинулась в кресле, царственно возложила руки на подлокотники и чётко произнесла:
– Ни о каких Мерзликиных мы больше говорить не будем. У Антона Голицинского есть сын.
Елизавета Марковна помотала головой из стороны в сторону, как будто отгоняя наваждение, возмущенно запыхтела. Следователь пытался сохранить бесстрастность. Симпатичный мужчина, назвавшийся Денисовым, приветливо улыбнулся, поощряя продолжать. А девица, сидевшая рядом, схватила его за руку и крепко сжала. Альбина чуть не рассмеялась. Эту Пахомову аж трясёт от зависти! Что ж, есть чему завидовать. Если Альбина захочет, то теперь кого угодно с потрохами купит. Вот хоть этого Денисова… Да-а, судя по всему, такого поворота событий никто не ожидал. У Альбины вдруг выросли крылья. Она обернулась к Елизавете Марковне и со всем пренебрежением, на которое была способна, сказала:
– Госпожа Мерзликина, я не хочу, не могу выносить здесь ваше присутствие более не одной минуты. Вы можете прямо сейчас начинать паковать вещи и убираться назад в свою деревню, пока, как вы говорите, ваш дед там все не продал.
– Погодите, Альбина …э-э-э… Петровна, я не ослышался? – первым опомнился Семакин, – у Антона Игоревича есть сын? Но мне и, я думаю, никому о нем ничего не известно.
– Конечно, не известно. Наша с Антоном личная жизнь была только нашим делом, – Альбина снова надменно взглянула на Елизавету Марковну и с удовольствием отметила её растерянность и неспособность не то что бороться, а вообще задавать разумные вопросы. – Но сейчас я должна в интересах моего сына посвятить вас в некоторые аспекты наших с Антоном отношений. Мой сын, Максим Голицинский, рожден не от Геннадия Голицинского, этого ничтожества, который считался его отцом, а от Антона.