– Вы так ничего не поняли? – презрительно выплюнула Альбина. – Мне не нужна доля. Я хочу всё: деньги, квартиру, дачу, машины и… удовлетворение от мести. Жаль, что я не видела, как умирал Антон и как ты корчилась здесь на полу…
И вдруг ей пришла в голову мысль о том, ради чего она сюда пришла и её охватила паника:
– И что все наследство снова достанется Любе? Или неразумному ребенку? Все что оставил Джонатан из Америки?! Это несправедливо! Я тоже жена Голицинского, почему все достается ей?
– Да нет никакого Джонатана из Америки и наследства тоже нет, – устало сказал Коваленко. – Может быть, вам от этого станет легче.
В комнате повисла гнетущая тишина. Всё было сказано.
Следователь из под бровей оглядел присутствующих. Задержал взгляд на женщинах. Женя с округлившимися глазами сидела в уголке, прижавшись к Денисову, интуитивно пытаясь спрятаться за его спиной. Воплощение хрупкости и благоразумия. Грустная Люба, удивительно спокойная для только что пережитого – сама женственность и мягкость. Обессиленная, притихшая Альбина, скромность во плоти… Если не знать на что каждая из них способна.
– Да-а, – пробормотал он, – в каждом тихом омуте – свои собственные, индивидуальные черти. Вот и пойми этих баб.
Альбину увели. Люба поспешила в квартиру Альбины, где её поджидала взволнованная мама.
Елизавета Марковна Семакина, отнюдь не Мерзликина, решительно поднялась, стряхнула с себя тягостные впечатления и бодрым голосом сказала.
– Ну что, заговорщики, сложили два плюс два, сработал ваш план?
– Без вас, Елизавета Марковна, ничего бы не получилось! Как благодарить вас не знаю!
– Получилось бы! Ты, Игорек, у меня – голова! Не одно, так другое что-нибудь придумал бы. А сейчас отвези-ка ты меня домой, устала я в этих хоромах барствовать. Да и Леонид Семенович мой заскучал, наверное. А? Семёныч? Или кот из дому – мыши в пляс?
– Что ты, Лизочка? – смутился Семакин, – я ж без тебя дня прожить не могу, а тут целая неделя!
– Ну, тогда поехали. А вы все с нами, – пригласила она присутствующих. – Стресс снять надо. Слышите, Женя, Егор, отказа не принимаем.
Женя и Егор переглянулись и Егор ответил за двоих:
– Мы с удовольствием. Вы теперь, Елизавета Марковна, моя любимая актриса, круче, чем Гурченко.
Компания двинулась к выходу. Егор слегка придержал Коваленко и шёпотом спросил:
– Ну, теперь-то ты раскроешь тайну, кто такая Елизавета Марковна?
– Да никакая это не тайна, – усмехнулся Игорь, – это моя классная, тридцать лет в школе. У Альбины вообще шансов не было!
А Елизавета Марковна, нежно взяв мужа под руку, тихонько жаловалась ему, как тяжело ей было мучить Альбину, как сердце болело видеть заброшенного, вечно голодного Максимку:
– Что теперь с сиротой будет?
ГЛАВА 17. Горести следователя Коваленко
Последнее время Игорь Коваленко частенько стал испытывать неприязнь к своей работе. В молодости он видел только авантюрную, приключенческую её сторону. Все было ясно и понятно: потерпевшим нужно сочувствовать, а преступников находить и наказывать. Надо хорошо делать свою работу и тогда чистая совесть позволит тебе спать спокойно. Свою совесть Коваленко считал чистой, очень щепетильно к ней относился. Она у него была нежная и чувствительная. Заденешь её и бессонная ночь тебе обеспечена.
А душа иногда болела даже при чистой совести. Жизнь, к сожалению, состоит не только из черного и белого. Нет абсолютно испорченных людей и нет абсолютно хороших. Скольким преступникам Игорь сочувствовал и сколько законопослушных граждан вызывали у него отвращение… И вот сейчас, читая дневник Альбины, он понял насколько несчастной и одинокой была эта девушка. Ее природная замкнутость, робость постоянно конфликтовала с тем, что требовали от нее сначала родители, потом уже она сама. Она всю жизнь насиловала себя, пытаясь хоть чем-то выделиться. Например, страшненькая женщина кажется красивой за счет обаяния или темперамента, тихоня кажется загадочной, толстушка добрая и уютная. Женщины это умеют, когда уверены в себе. А Альбина в меру симпатичная и умная никакой уверенности не чувствовала, а от нее всегда требовали незаурядных поступков и достижений. Все ее потуги заканчивались ничем и на нее еще больше давили.
Но все-таки выбор всегда остается за человеком и только он решает со знаком плюс или минус он проживет свою жизнь. Есть множество людей, у которых детство было отравлено пьянками родителей, или отец смертным боем бил жену и детей за малейшую провинность, или отец (мать) нашёл(а) новую любовь, а старую вместе с отпрысками забыл(а) напрочь. И вот этот ребенок вырастает и начинает пить горькую, мутузить домочадцев или вообще бросает семью, за ненадобностью. И совесть у него чиста, аки у агнца: «Мои родители алкоголики, меня все детство избивали, меня тоже бросили и ничего вырос, не помер и вы переживете». Или все тоже самое, но со знаком плюс: ни капли в рот не берет, испытывая стойкое отвращение к алкоголю, никогда не поднимает руку, даже на собаку, не то что на родного отпрыска, читает на ночь сказки, ходит в зоопарк и даже не думает о том, чтобы оставить семью, потому что «я помню свои страхи, одиночество, боль и сделаю все от меня зависящее, чтобы моя семья никогда не испытала ничего подобного».